Смертельный эликсир

Пьери Марион

– Тетушка! – улыбнулся Франсуа. – Это лишнее. Мне сейчас нет смысла думать о женитьбе, у меня очень конкретные научные планы. Кстати, если ты так точно даешь прогнозы, может быть, и обо мне что-то скажешь?

– Скажу, если хочешь, – ответила мадам Женевьева. – Ты должен быть осторожен. Твоя жизнь началась не очень удачно. Это связано с историей твоего рождения. Я и дядя Пьер постарались исправить ситуацию, и у тебя сейчас вполне пристойная перспектива, хотя я не могу назвать ее блестящей. У тебя не выдающиеся умственные способности, ты не красавец, не везунчик, так что твой удел – умеренность, которая должна вписываться

в рамки твоих финансовых и физических возможностей. Как говорится, выше головы трудно прыгнуть. Может, я сейчас сказала что-то обидное, но я чувствую, что ты на распутье, что ты круто меняешь свою жизнь, поэтому должен знать мое мнение.

Она встала со скамьи, прижалась губами к уже почти высохшим на солнце волосам племянника и вдохнула его запах.

– Знаешь, я ведь растила тебя, ухаживала за тобой, кормила, купала, я помню твой запах. Я вдыхала его, когда прижимала к себе маленький спящий комочек, когда позже, в отрочестве, укладывала тебя спать в теплую постель. Я часто думаю, что если бы мне завязали глаза и подвели к тысяче детей, то я по запаху все равно узнала бы тебя. – Она погладила племянника по голове. – Франсуа, несмотря на твой возраст, твой запах почти не изменился, и я, видимо, унесу его с собой в могилу, как самый дорогой для меня запах в мире. Правда, после запаха моей дорогой покойной матушки: от нее всегда пахло сдобой, ванилью и парным молоком.

И старушка поковыляла к дому, даже не оглянувшись на остолбеневшего племянника.

Да-а-а-а… Франсуа получил сегодня вторую оплеуху. Дениз, а затем тетушка показали ему, что не стоит пренебрежительно судить о провинции и провинциалах.

Это он-то – серость? Это он-то – умеренность? Вот это номер! Он думал, что тетка его обожает, гордится им, а она – умеренность? Что там она еще сказала? Не выдающихся умственных способностей? Не красавец? Не везунчик?

Н-да, с этим надо разобраться… Ну, насчет красоты он и сам знал, что в этом щедроты природы на него высыпались негусто. Но ему нравилась его внешность. Нормандский торс, лукавые глаза и густая растительность на теле обеспечивали внимание женщин.

Умственные способности? Да он был одним из лучших студентов… Тут мысли его запнулись. Э-э-э… Может, тетушка прознала, как ему трудно давалась патанатомия? Или терапия? Но это не его сфера. И это, конечно, мелочь по сравнению с ее утверждением, что я не везунчик! Это то основное, что должен иметь каждый ученый! Везение! Причем ощущать его, знать, что оно всегда (!) присутствует в жизни. Без этого в науке можно перелопатить тонны научной руды, и все зря. Да почему только в науке? Любой человек, пытающийся выстроить свою жизнь победно и блестяще, должен знать и чувствовать, что везение ему сопутствует! Признаки этого? Они могут быть разные – от мелочей вроде наличия билета на поезд, когда покупаешь его в последний момент, до глобальных вещей.

Франсуа был озадачен. Не очень победно начиналась новая часть его жизни, на которую он возлагал большие надежды. Тут его взгляд упал на туфли с торчащими из них носками. Он все еще был босым после душа. Это те самые туфли, которые так не понравились секретарше мсье Дюлока. А-а, чтоб их! Франсуа внимательно осмотрел одну туфлю: действительно, каблук стоптался, на подошве давно пора поставить заплатку, форма потеряна из-за долгого ношения… Он со всей силы запустил ненавистными туфлями в сторону огромных кустов сирени. Никогда он больше не наденет эту растреклятую пару, которая напоминает ему о его позоре.

Нужно попросить тетушку сопроводить его в город, чтобы он мог купить себе несколько пар достойной обуви, приличествующей зажиточному нормандскому буржуа. Да и новый летний костюм надо бы заказать.

Он улыбнулся. Если бы ему еще несколько дней назад сказали, что он назовет себя буржуа, он бы не поверил. Провинция знает свое дело!

Франсуа поднялся в свою комнату: он хотел переодеться перед обедом. В комнате было прохладно. Занавеску колыхал ветерок, на столике возле зеркала стоял букет садовых цветов. «Если бы я умел рисовать, то именно этот момент спокойствия и неги мне бы захотелось остановить, запечатлев на холсте», – подумал он.

На рабочем столе Дениз аккуратно разложила его письменные принадлежности, тетради, блокноты с записями. Франсуа открыл старинную бронзовую чернильницу, которая верой и правдой служила еще дяде Пьеру: она была полна свежих чернил. Франсуа вспомнил, как в далеком детстве специально, чтобы подразнить дядю, ловил сачком мух и запускал их в чернильницу. Вечером, предвкушая удовольствие, он чинно приходил в дядин кабинет, садился в кресло с книгой в руках и наблюдал. Обычно дядюшка брал писанину домой и вечерами много работал. Каждый раз, когда мухи вылетали из чернильницы, он грозил всеми карами служанке, прибегала тетушка, и целый вечер в тихом и спокойном мирке их дома тратился на разгадку того, как мухи попадают в чернильницу.

Франсуа улыбнулся. Как давно это было! Теперь его черед писать чернилами из старой чернильницы.

– Надо будет заказать дополнительные полки у столяра, – вслух подумал он. – Да и место для работы нужно будет оборудовать не в комнате, а в цокольном этаже.

Он вспомнил, что рядом с кухней есть две комнаты с отдельным выходом. Они предназначались для прислуги, в них жили кухарки и гувернантки. Но сейчас, за неимением оных, комнаты, видимо, пустовали. Надо будет взять у тетушки ключи и осмотреть помещения.

Франсуа прикинул, что, кроме деревянных полок, ему придется потратиться на реактивы, колбы, приборы. Это стоит недешево, придется убедить тетушку забрать часть капитала, хранящегося в банке.

Он открыл шкаф и провел рукой по паре костюмов и рубашкам, которые были аккуратно развешаны на плечиках. Пожалуй, тетушка зря упрекает Дениз в неаккуратности и нерасторопности. Он, привыкший к высокомерию дорогой парижской обслуги, находил работу молодой служанки почти идеальной. На нижней полочке для обуви стояла вычищенная до блеска пара. Франсуа рассмеялся. Выбросить-то он выбросил свои старые ненавистные туфли, а вот в чем идти в город, не подумал! Он и забыл, что у него есть всего две пары, но вторая в худшем состоянии, чем выброшенная.

Он начал неторопливо одеваться, придирчиво выбирая к костюму рубашку и галстук. Пожалуй, не стоит пытаться строить из себя столичного франта. Голубая рубашка, не совсем новый бежевый фланелевый костюм без жилета и лучше шейный платок, а не галстук, – решил он.

Через пять минут он придирчиво рассматривал себя в зеркале, которое отражало молодого, невысокого, коренастого мужчину с вьющимися волосами средней длины и бородой.

– Не красавец? – выкрикнул отражению Франсуа. – Еще какой красавец! – важным тоном добавил он через несколько секунд.