Смертельный лабиринт
Шрифт:
Рутыч изобразил улыбку, но она у него получилась какая-то искусственная. А потом, есть лица не очень, может, и симпатичные сами по себе, но которые улыбка красит. А улыбка Рутыча делала его лицо еще угрюмее, что ли. Любопытно, как же Зоя, с ее вкусом, броской внешностью и, вероятно, серьезными претензиями к жизни, терпит рядом с собой такого мужчину? Вот уж загадка…
— Да, в следующий раз, с вашего позволения, — ответил Климов, поднимаясь. — Ну и последний вопрос к вам, я думаю, что он не будет вам в тягость. Вы не могли бы подсказать мне, как связаться с вашей подругой детства Лилией Игоревной Бондаревской? — Климов просто излучал доброжелательность.
Но Рутыч с непроницаемым теперь лицом лишь пожал плечами.
— Честное слово, не знаю, чем вам помочь. Я утерял с ней связь. С некоторых пор. По личным соображениям. Надеюсь, не надо объяснять, почему люди иногда расстаются?
— Разумеется. Расставание всегда одному из двоих приносит боль, а другому — облегчение, не так ли?
— Верное наблюдение, — заметил Рутыч, с непонятным любопытством глядя в глаза Климову. — Когда-то, вы наверняка в курсе, мы очень дружили… Детские клятвы, знаете ли, обещания вечной любви, ну а потом началась суровая жизнь, которая клятвам не верит… Если хотите, поищите в МИДе, где-нибудь в Управлении делами, наверное, найдут. Она хорошая переводчица. Есть еще вопросы?
— Нет, благодарю. Но я вам, с вашего разрешения, позвоню.
— Да, пожалуйста, я передам Алине Александровне о вашем желании встретиться.
Расстались, сделав вид, что довольны друг другом.
Рассказ Рутыча прозвучал бы убедительно, если бы не возник обозначенный им же самим вопрос о грани. Той самой, через которую они якобы не переступают. А узнать все это можно лишь одним путем: получить санкцию и вскрыть их архивы, заложенные в компьютерах. Они тут, вероятно, в каждом кабинете стоят, а кабинетов этих, только по одному коридору, Климов насчитал не меньше десятка. И в конце его шли ответвления направо и налево. Видимо, хорошо зарабатывают здесь, если могут позволить себе снимать такое помещение практически в самом центре Москвы.
И решать этот вопрос мог только один человек — Александр Борисович Турецкий. Потому что ни Климову, ни даже самому генералу Грязнову, скорее всего, никто вот так, с ходу, не позволит произвести обыск и изъятие документов, содержащих «коммерческую тайну», а на самом деле элементарный компромат на лиц, рискнувших обратиться за странной помощью в это не менее странное агентство «Гармония». Пока никаких фактов их противоправной деятельности нет, а допросы сотрудников ничего не дадут следствию. Все будут молчать, объясняя свое молчание той самой коммерческой тайной, по поводу которой они еще при поступлении на работу должны были, вероятно, дать подписку о неразглашении. И разрушить этот порочный круг, этот криминальный бизнес, а он явно преступный в самой своей основе, ибо зиждется на обмане, на подмене фактов, на подтасовке, не говоря о более серьезных нарушениях закона, лихим наскоком не удастся. Чем больше думал об этом Сергей Никитович, тем больше понимал, что где-то здесь, фигурально выражаясь, и могла быть зарыта та собака, которую они искали в качестве необходимой улики…
Когда Климов кончил докладывать Грязнову о первых своих наблюдениях и первоначальных выводах, позвонил Игорь Петухов, дежуривший у дома на Лесной улице, и доложил Вячеславу Ивановичу, что пошла запись. Рутыч вернулся наконец домой и стал звонить в Нижний Новгород.
— Пленку доставь сразу же, как только тебя сменит Гуляев, — приказал Грязнов. — Ну вот и начались серьезные подвижки. Интересно, чем ты его так взволновал?
— Как раз волнения-то я у него и не увидел, — возразил Климов.
— А вот и посмотрим, как прошла твоя миссия… А что за секретарша такая у них, что у тебя глазки светятся? Ириной Владимировной зовут, говоришь? Ну-ка расскажи мне о ней подробнее. У тебя взгляд вроде бы точный. Как она внешне? Как разговаривает? Ну все, что заметил… Да не смущайся ты, я ничего Марине не скажу, — подколол Грязнов и засмеялся.
Климов стал вспоминать глаза женщины, ее улыбку — не казенно-учтивую, а живую, естественную. Ее чуть курносый профиль. Пухлые, чуть приоткрытые, как у известных актрис, губы. Потом заговорил о ее фигуре…
— Э-э, да ты — поэт! — ухмыльнулся Грязнов. — Послушай, а когда она спрашивает, голову вот так, чуть набок, не наклоняет?
— Ага! Я как раз отметил, что это у нее не кокетство, а какое-то очень естественное движение. Добавляет обаяния. А что?
— Чего «что»? — посерьезнел Грязнов. — Портрет лица, как выражался один мой знакомый, очень схож… Ладно, разберемся. Телефончик случайно не записал?
— Есть, как же… — Климов достал визитку Рутыча, где на обратной стороне был записан номер приемной агентства «Гармония».
— Ну-ка, ну-ка! — заинтересованно сказал Грязнов. — Если они еще работают…
Он набрал номер, подождал, услышал отзыв и спросил:
— Извините, это говорит Ирина Владимировна?
— Да, — услышал он ответ. — Но должна вас огорчить, никого из руководства сейчас на месте нет. Но если вы пожелаете оставить номер вашего телефона, я попытаюсь найти гендиректора или ее зама, и вам перезвонят. Я записываю…
Грязнов держал трубку не вплотную к уху, а чуть на отлете, и Климов слышал, что говорил певучий и мягкий голос секретарши.
— Сделайте одолжение, Ирина Владимировна. Вам звонит некто Вячеслав Иванович…
И Грязнов замолчал, ожидая реакции, а сам ухмылялся во все лицо. И она последовала:
— Рада слышать твой голос. Забыл ты меня. А как поживает наш друг?
— Жив и здоров, слава богу. Илонка, ты мне очень нужна — для совета. Это просто невероятная удача. Как нам сделать?
— Если номер не изменился, я, пожалуй, позвоню часиков в одиннадцать. Или ты уже спишь в это время?
— Я буду ждать, спасибо… — Грязнов положил трубку, посмотрел внимательно на Климова, помолчал, поглаживая свою лысину, и спросил: — Говоришь, красивая?
— Я просто удивился!..
— Видел бы ты ее помоложе… Ах, где мои годы?.. Ничего, я думаю, что теперь-то уж точно мы решим проблему с «Гармонией». Вот уж Саня будет смеяться!..
— Почему? Чего в этом смешного?
— Было дело… — Грязнов задумался, вспоминая. — Жизнь она ему спасла. В прямом смысле. Чего ж теперь не вспомнить, не посмеяться? Но и мы с Костей и племянником моим, Дениской, тоже хорошо постарались, большую рыбу тогда взяли. Зубастую… Когда ж это было-то? Да уж, поди, пяток лет назад… Как время летит!..* Ну а на сегодня ты свободен. Лети к своей Марине и не отпускай ее далеко от себя. Женщине, Сережа, вообще нельзя давать много воли, если ты ее любишь.