Смертельный лабиринт
Шрифт:
— Нет. Сегодня снова. Главный интерес, когда, сколько раз, где, у кого, понимаете?
— Разумеется. И есть основания?
— Пока никаких. Если судить по тому, что уже, оказывается, известно.
— И много известно?
— Кое с чем приходится соглашаться. Спасает состояние, понимаете? Люди же все-таки.
— А вот на это ловиться опасно. Крайне. Расчет на дураков может оказаться грубейшей ошибкой. Особенно сам. Имейте это в виду в первую очередь. Они просто так не приезжают.
— Да это понятно. А вы не боитесь?
— Чего?
— Ну… как это бывает? Кругом глаза да глаза. Нет?
— Не замечал. А вот вы о себе тоже не забывайте. И обязательно ей скажите. Я позвоню попозже, когда она сможет.
— Да вообще-то может…
— Нет, напряжение — штука опасная, надо отдохнуть. И вы постарайтесь не волноваться. Пока.
— Пока…»
— Ну ясное же дело! — воскликнул Владислав.
— Чего тебе ясно, старина? — ухмыльнулся Турецкий. — Я тоже считаю, что речь идет о том, как себя чувствует Зоя после допроса у меня. Но это я чувствую. А нужны не чувства, дружище, а твердая уверенность. Хочешь, я тебе подложу под этот якобы многозначительный и таинственный разговор, ну, скажем, беседу двух торговцев картофелем на местном рынке?
— Ну уж это ты слишком, Александр Борисович, дорогой ты наш шеф и учитель! — возразила Галя.
— А ничего не слишком. Мужчина и женщина пытаются спасти свой товар от конкурентов, которые слишком много знают о неважном качестве их товара и могут нагадить, извините за выражение. Подложите под фразы картофельную идею, и все станет на свои места. Это не улика, ребята. Но любопытно, значит, в стане противника, будем так считать, царит уже нервное напряжение, и они себя успокаивают тем, что следствию и некоему «самому», то есть, как я не без оснований подозреваю, видимо, мне, мало что известно. А с тем, что уже известно, им приходится осторожно соглашаться. Так?
— Я как раз именно об этом.
— Отлично, поехали дальше…
«— Как ты себя чувствуешь?
— Уже лучше. Держалась на пределе.
— Хитростей много? Сумела?
— Как ты говорил… Искренность… только она и помогает… Я ж врать не умею, ты знаешь.
— Еще бы!
— Тут, между прочим, все уже прошли через… ну, понимаешь? Я в курсе. Мне показалось странным, что вопросы касались главным образом тех. Что да как? Наши отношения… Что-то пустое.
— Значит, пошли по кругу? А ты в них уверена? Поняла о ком?
— Чего ж не понять? Как тебе сказать? Раньше — да. А сейчас возникли сомнения… Нет, не осуждение, нет, но… как бы это?
— Обывательская точка зрения?
— Вот! Абсолютно прав. Мол, ну как ты не понимаешь? Иной уровень… Надо было соответствовать… Такая, прости, херня!
— Провинциальное самоедство?
— Оно самое. Плюс безумное самолюбование. Как это все осточертело!
— А я о чем говорил? Не верила.
— Теперь убедилась… Это была моя ошибка. Да, кстати, стал известен мой друг. Естественно, понадобился домашний адрес, имей в виду.
— А, даже так? Неплохо. Спасибо, что сказала. Подготовлен, значит, вооружен… Твои-то как? Голоса вроде бодрые. И ты не опускай головы. А если снова возникнут вопросы, что, я уверен, обязательно произойдет, не скрывай ничего, касаемо наших бесед, поняла? Тут все законно, бояться нечего.
— А мне-то чего бояться? Я — потерпевшая сторона. Из всех бед самое худшее я уже прошла.
— Так-то оно так, но, ты понимаешь, у нас же пока всю душу не вывернут наизнанку, не успокоятся. Менталитет таков, дорогая моя… А тебе о здоровье думать надо. Ты, к слову, свое обещание помнишь?
— Какое ты имеешь в виду?
— Главное, разумеется.
— Ну конечно. Но должно пройти некоторое время. Мы же решили?
— Согласен, не спорю, но и ты меня пойми, новое ожидание становится еще более нестерпимым. Я бы подъехал, а? Место найти нетрудно. Временно.
— Ты не наглеешь помаленьку, нет?
— Не думал, что естественное желание покажется тебе наглостью…
— Я не об этом. Об излишней торопливости… А что касается желания, то я в принципе подтвердила, как ты помнишь. И снова не возражала бы, просто моим это может показаться сейчас очень несвоевременным, так мне кажется…
— Ну мы же не королевская семья! К чему условности?
— Может осложнить. А я хочу тишины… Это пока единственное мое желание.
— Я глубоко его ценю… Но и ты меня пойми, столько ждать…
— Ну не бессмысленно же!
— А в чем еще и смысл-то?.. Значит, говоришь, интересовались? Ну пусть, я готов. Важно быть искренним, да?
— Только так.
— Ты умница… А я поражаюсь: зачем, ради кого столько времени потерял? Столько лет? Вот где гнездилась главная ошибка.
— Кто же мог предполагать?
— В том-то и дело, что никто. Сама себя раба бьет, коль нечисто жнет. Так мама говорила и после этого ставила в угол…
— Ты еще помнишь… А у меня — словно провал. Горечь… Как желудочная желчь… Похоже на отравление.
— Покажись врачу… Извини, я съехал с катушек. Умнее не придумал.
— Вот именно.
— Ну жди…
— Буду рада…»
Последняя ее фраза была произнесена совершенно равнодушным тоном. И на этом медленный, с долгими паузами между фразами, разговор закончился. Что называется, ни здравствуй, ни прощай.
— Смысл тот же, — подвела итог Галя. — Весь пафос в том, что их волнует единственный вопрос: как в дальнейшем бороться со следствием. Я специально огрубляю.
— У меня точно такое же ощущение, — подтвердил Владислав.
— Это хорошо. А вы обратили внимание, что мужчина уже готов потребовать от Зои какой-то известной им оплаты? — усмехнулся Турецкий. — Что это может быть?
— Ну, Александр Борисович, — чуть смущенно заметила Галя, — вы же не мальчик, чтобы не понимать, что красивая женщина может расплатиться со своим помощником в первую очередь, извините, натурой? И один раз это сделала. Но ему мало. Есть такие сумасшедшие и наглые мужчины… — По пухлым губам Гали скользнула, или просто Турецкому так показалось, почти незаметная усмешка, но взгляд ее оставался чистым и прозрачным, как хрустальная вода в сокровенном родничке.