Смертельный танец шамана
Шрифт:
– Ну это, положим… – подал я голос.
– Да, да! – напустилась на меня Лили. – То, что ты прославился среди друзей своими садистскими рассказиками, еще ни о чем не говорит. А мастерски придуманные тобой протоколы общих собраний "Гвидона" от первого вплоть до двадцать седьмого хоть и впечатляют, но все же заставляют подозревать узкую направленность жанра.
Я оскорбленно поджал губы.
– Крайский! – Лили произнесла это с такой силой, что звякнули бокалы в баре, а в кабинет на мгновение заглянул один из ее телохранителей. – Моя идея в общих чертах такова: нет лучшей рекламы для детективного бюро, чем "Голые пистолеты"! Нет более интересного эксперимента, чем тот, который они задумали! Но я хочу, чтобы среди них был и русский "голый пистолет"! И этим "голым пистолетом", очевидно, предстоит стать тебе! Это в твоих же собственных интересах, Крайский, иначе я тебя попросту вышвырну на улицу.
В общем, думаю, исходная ситуация ясна. Лили принадлежала к тем людям, которые обычно заказывают музыку в этом мире. Не мне пускаться с ней в дебаты. К тому же "Гвидон" – не Верховный Совет, у нас дебатировать не принято.
Говоря откровенно, более всего меня удивила экономическая сторона затеи. Будучи бухгалтером, я, разумеется, не мог не представлять себе коммерческой конституции "Гвидона"ю Корпорация явно тяготела к высокорентабельным сферам. Основными источниками ее дохода на первом этапе являлись издательская деятельность, поставки компьютеров, бытовой и деловой электроники, оказание торгово-посреднических услуг. А с некоторых пор, пограбив вдоволь и накопив хороший капиталец, "Гвидон" принялся инвестировать средства во всякие многообещающие начинания типа игорного бизнеса, международного туризма, манипуляций с ценными бумагами и осуществления крупных денежных трансферов за рубеж. Сейчас "Гвидон" владел контрольным пакетом акций австрийской фирмы по производству одежды "Мистер Е. Мадам Е.", банком в Люксембурге, тремя отелями в Гонолулу, а также сервисом по уходу за открытыми бассейнами вдоль всего побережья Турецкой Ривьеры. Ему принадлежали: компьютерная фирма в Сингапуре, сеть магазинов по продаже спортивных принадлежностей в странах БЕНИЛШКС, конфетная фабрика в Торонто, ряд номерных счетов в Цюрихе и еще кое-что, о чем упоминать не стоит в наших же с вами интересах. В противном случае тираж этой книги уничтожат, а меня сотрут в порошок. Если же тираж по каким-то причинам останется цел, вас всех тоже сотрут в порошок. И не будет ни одного читателя, зато будет много порошка. А мне бы этого искренне не хотелось…
Пожалуй, залогом успешного развития корпорации являлось то, что она представляла собой удачный симбиоз интеллектуальной элиты и боевиков. Это лично я отнес бы к основной заслуге Лили. Мозгом спрута несомненно являлись опытнейшие юристы и экономисты, но щупальца – щупальца целиком состояли из накачанных до безобразия и умеющих метко стрелять тупорылых биороботов.
Здесь впору отвлечься и уделить пару минут ощущениям интеллектуалов, волею судеб вынужденных сотрудничать с вот такими вот экспонатами из паноптикума. У интеллектуалов взаимосвязь духа с плотью не столь сильно выражена, как у остальных людей. Дух для них – главное, первичное что ли. Тело
– вторичное. И нужно сказать, что в тяжкие времена это противное тело становится довольно-таки обременительным. Но хочешь – не хочешь, а коль скоро оно существует, приходится с этим мириться. Оно требует качественной еды, витаминов, его хотя бы раз в году нужно отвезти к морю, а ночью отдать для разрядки телу противоположного пола. И стоит все это, между прочим, хороших денег. Я уж молчу о многочисленных обязательствах, которыми многие опутывают себя, словно бурлаки канатами. О мозахически сладостном акте заботы о ближнем своем.
Короче, в тяжкие времена потребности духа входят в противоречие с потребностями плоти. Вот и вынуждены интеллектуалы идти на компромисс. Выражается это, как минимум, в том, что зрение, слух и память у них начинают носить избирательный характер, а представления о морали несколько деформируются.
Что же касается Лили, то, безусловно, по уровню интеллекта она гораздо выше боевиков. Но по натуре она – не интеллигент. Повадки и интересы у нее криминальные. Она напоминает эстета, который долгие годы провел в колонии для особо опасных рецидивистов. Она – что-то вроде современного Франсуа Вийона.
Вот и получается, что в "Гвидоне", с одной стороны, – интеллектуалы, а с другой – ведомые Лили боевики. Нравится ей подобное разделение или нет. (Конечно, я вполне сознаю, что могу ответить за свои слова. А если продолжения этим запискам не последует, то, значит, уже ответил.)
И все же, если выделить в Лили главное, то это – пасть: ненасытная пасть акулы империализма. В переносном смысле, разумеется. С отточенными до совершенства зубами-финками в три ряда. А "Гвидон" – ее чудовищное дитя-исполин. И идея с детективным бюро должна была показаться ей несостоятельной в первую очередь, с экономической точки зрения. Слишком мелкой, не того масштаба, что ли. Что-то здесь было не так. И это мне категорически не нравилось. На своем месте бухгалтера я четко знал, на что я способен и чего от меня ждут. Предлагаемая же вакансия "голого пистолета"… Черт подери! Пожалуй, о сладостном, полусонном существовании с нынешнего момента придется просто забыть.
Для начала я получил задание принести что-либо из собственных сочинений и прочитать перед советом "Гвидона". Вообще-то, в совет, помимо самой Лили, входили главбух Ада Борисовна, главный юрист Тигран Ваграмович и руководители всех отделов, включая нескольких иностранцев. Но сегодня, учитывая специфику заседания, Лили пригласила только главбуха, главного юриста, руководителя отдела охраны грузина Бондо и руководителя издательского отдела Васельцова. Присутствовали, естественно, и Пью Джефферсон с переводчиком – маленьким головастиком в очках и пуловере. Я не намеревался превращать заседание совета в творческий вечер Миши Крайского, а посему прихватил с собой лишь один короткий рассказ, который назывался "Иметь или не иметь?"
– Между прочим, он был написан еще в 1983 году, – отметил я горделиво.
Все, кроме Лили и Бондо, вежливо закивали. Я откашлялся.
– Имеет, – начал я, – новую "Волгу ГАЗ-24", дачу на взморье, тайник с золотом, брильянтами и валютой. Ежегодно меняет видик: "Шарп", "Сони", "Панасоник", "Тошиба", "Хитачи". Раз в месяц меняет любовницу: Нина, Мина, Соня, Феня, Клава. Владеет многокомнатной изолированной квартирой в центре города, в которой живет один.
Как-то раз Клава позвонила и сказала, что не придет. Он вспомнил, что намедни отказался купить ей теплые колготки, подошел к окну и мстительно глянул на градусник. Зима была на редкость суровой: термометр показывал 30Н ниже нуля, и температура продолжала падать. Тут он перевел взгляд на улицу и неожиданно увидел, что возле его машины играют дети. Он мигом взгромоздился на батарею, высунул голову в форточку и с внезапно вспыхнувшейся в нем яростью изложил детям основы дарвинизма, а также свои взгляды об их месте в мире, согласно этой теории. Детей словно ветром сдуло…
Здесь я сделал паузу, дожидаясь, пока переводчик добубнит в ухо Пью Джефферсону . Затем продолжил:
– Немного успокоившись, он попытался всунуть голову назад, но не тут-то было. Форточка оказалась слишком узкой. Тогда он вспомнил, что раньше ему никогда не удавалось просунуть в нее голову. А мороз все крепчал! Рискуя оставить на улице уши, он сделал еще одну отчаянную попытку. Фиг! Форточка держала крепче, нежели ошейник собаку. Так он и стоял какое-то время башкой наружу. Лицо дьявольски замерзало, к тому же батарея, словно черти в аду, поджаривала ему пятки.