Смертельный вкус Парижа
Шрифт:
Полицейский продолжал:
– Судя по показаниям медсестры Тома, мадам Воронин появилась в Отеле-Дьё через двадцать минут после того, как покинула ресторан.
– Двадцать минут? Здесь пять минут хода! – воскликнула Одри.
– Ну не пять, конечно. – Валюбер почесал висок карандашом. – К сожалению, мадам, секундомера ни у кого не было. Мы завтра промерим, как быстро можно добраться сюда от ресторана.
Я перебил его:
– Простите, моя жена под подозрением?
Инспектор не смутился:
– Следствие обязано рассмотреть все возможные версии, доктор. Еще пара вопросов, мадам и месье, и я отпущу вас. У месье Люпона до крови стерта кожа на костяшках правой руки. Кто-нибудь обратил внимание, была ли его рука цела во время ужина?
Одри судорожно сглотнула, месье Бартель протянул ей носовой платок, но она его словно не заметила. Она вытащила из сумочки зеленую пачку, чуть дрожащими руками выудила оттуда сигарету и закурила.
Опять первой отозвалась Клэр:
– За ужином было все в порядке. Я сидела за столом справа от Ива-Рене и непременно обратила бы внимание.
– Мой муж ухаживал за руками и берег их, – подтвердила Одри.
– Ваш муж был правшой?
– Да.
Антуан приобнял ее за плечи – он уверенно вошел в роль главного утешителя.
– Ага, – Валюбер поднял карандаш, – а на набережной, мадам Паризо, вы заметили, в каком состоянии была его правая рука?
Я надеялся, что вездесущая и всезнающая Клэр подтвердит, что покойник повредил руку до того, как попал ко мне, но, как назло, именно на его кисть она не посмотрела. С дотошного инспектора сталось бы заподозрить, что я выдумал эту драку и сам повредил руку покойнику, лишь бы отвести подозрения от Елены.
Валюбер пожевал губами:
– А его пиджак… в каком состоянии был его пиджак, мадам Паризо? Вы ведь перевязывали его, вы должны были заметить.
Клэр обрадовалась:
– Конечно, я заметила! В ужасном, просто в ужасном! Весь в крови, прострелен, скособочен!
Бартель невежливо поперхнулся. Валюбер уточнил:
– Был ли он разорван?
– Да-да, – наслаждаясь всеобщим вниманием, Клэр охотно пустилась в воспоминания, – правый лацкан был оторван, папьон на шее был развязан и болтался, вся рубашка вымокла в крови. Это прямо бросилось мне в глаза, ведь наш Ив-Рене всегда отличался безупречной элегантностью…
Мадам Люпон издала глухой стон. Бартель снова приобнял ее. Клэр прижала пухлые руки к груди и повернулась к Одри:
– Прости, дорогая, но мои показания необходимы для следствия.
Валюбер заглянул в свой блокнот и на сей раз атаковал Бартеля:
– Месье Бартель, а вы где были сегодня в одиннадцать часов вечера?
Тот закусил губу вместе с усиком, вместо него ответила вдова:
– Антуан был у меня в гостях.
Журналист поспешил поддакнуть:
– Мадам Люпон неважно себя чувствовала, она не смогла пойти на ужин, я составил ей компанию.
– Понятно. А кто такой Марсель Додиньи?
Месье Ришар кисло объяснил:
– Марсель Додиньи увлекается историей старинной мебели, он несколько раз устно и письменно оспаривал профессиональную экспертизу месье Люпона. Додиньи с нами не было, разумеется.
Бартель уже оправился, опять сунул руки в карманы и вздернул голову:
– Я сам подумал о нем, именно поэтому первым делом позвонил ему, еще от Одри. – Он многозначительно прищурился: – Его не было дома. Сейчас, правда, ответил. Уверяет, что провел вечер в театре.
– Во сколько вы звонили ему в первый раз?
– Сразу после того, как Клэр сообщила нам о случившемся. Где-то в половине двенадцатого.
Валюбер занес в свой кондуит нового подозреваемого. Я вспомнил два выпавших из смокинга ключа. Второй мог быть реквизирован у уволенного сотрудника. Я вмешался:
– А помимо месье Додиньи? Может, месье Люпон кого-нибудь уволил?
Вдова безучастно ответила:
– Мой муж никого не увольнял. У него много лет одна секретарша – мадам Сильвиан. Ив-Рене не собирался ее увольнять. – И так же бесстрастно добавила: – Есть еще Марго Креспен, она была любовницей моего мужа.
Все, кроме самой вдовы, почувствовали себя неловко. Бартель тихо сказал ей что-то, Одри обернулась к мадам Паризо:
– Ты звонила ей?
Клэр смешалась:
– Я… Одри, дорогая… Право, не помню…
Бартель опять простер крыла обеих рук, видимо, намереваясь в очередной раз заключить вдову в свои спасительные объятия, но та оттолкнула его.
– Ты звонила этой дряни? За моей спиной? Не могла удержаться, чтобы не сообщить ей первой?!
Клэр виновато отступила:
– Одри, умоляю тебя!
Мадам Люпон прикрыла глаза рукой и оперлась о стол. Клэр испуганно лепетала:
– Извини, Одри, прошу тебя, пойми и меня…
Месье Паризо отвел свою неуемную супругу в сторону. Она потерянно оправдывалась:
– Ведь речь же шла о жизни и смерти!
Антуан тем временем хлопотал над вдовой:
– Одри, успокойся. Не стоит эта мерзавка твоих переживаний.
Он заботливо приобнял обмякшую женщину за плечи и повел к дверям.
Инспектор записал адреса остальных присутствующих, заявил, что в ближайшие дни встретится с каждым для дачи показаний, и отбыл. Все с облегчением покинули госпиталь.
Мартина заняла свое место в регистратуре. Я вернулся в операционную и, стараясь не отвлекаться на покойника, нашарил под столом выпавшие брелоки. Они оказались совершенно одинаковыми: на каждом было выгравировано кресло с подлокотниками и висело по одному ключу. Пришедшее от антиквара письменное приглашение на ужин в «Ля Тур д’Аржан» – «Серебряную башню» – венчал точно такой же рисунок с названием ателье Люпона «Галери ле Фотей» («Галерея Кресло»).
Если бы выпал только один ключ, я бы не стал долго думать и сразу бы рассказал о нем полиции. Но два идентичных ключа с брелоками настораживали. Человек не носит с собой в кармане два ключа от одной двери без причины. Один ключ не значил ничего, два – требовали объяснения. Я собирался отыскать это объяснение до того, как находка попадет к инспектору.