Смертоносный груз «Гильдеборг»
Шрифт:
— Я хотела бы переехать границу у Ливингстона, — сказала за ужином Корнелия Шиппер. На ней было легкое воздушное платье цвета лотоса, и она выглядела свежей, как будто только что пробудилась от послеобеденного сна. Депрессия, которая удручала ее весь день, исчезла.
Фонтан среди полупустого ресторана приятно шумел, и клумбы цветов сияли в искусственном освещении неестественными красками. Дуновения ветра приносили время от времени туман водяной пыли даже к нам. Корнелия развернула помятую карту.
— Из Кве-Кве мы должны попасть в Уанки — это самая трудная часть пути. Здесь две реки, — указала она пальцем на карте, — все зависит от того, каково будет их состояние. — С усилием я заставил себя слушать, что она говорит. — Я хотела бы переехать границу у Ливингстона.
Разве я могу где-то переехать границу? Я вытер вспотевший лоб, так долго ожидаемая прохлада не приходила.
— Извините, вы имеете в виду границу с…
— Теперь это зовется Замбия; как ее назовут завтра — не знаю!
Она с удовольствием добавила себе невероятно острого салата и, с глазами, устремленными в карту, продолжала есть.
Вот оно! Конец экскурсии!
— Что с вами? Случилось что-то? — спросила она, когда я не ответил, и ее взгляд переместился с карты на меня.
— Сожалею, но я… я не могу переехать границу, у меня нет нужных бумаг.
— Каких бумаг?
— Документов. Мой паспорт остался на судне, которым я приплыл сюда. У меня есть только удостоверение "Анти-Террористической Унии". С ним меня в Замбию не пустят.
Мгновение она неподвижно смотрела на меня. Пыталась постичь взаимосвязи. Я видел, как жилка на ее шее возбужденно пульсировала. Потом она крепко сжала губы, с шумом отодвинула стул и ударила прибором о тарелку так, что та зазвенела. Она повернулась ко мне спиной и, не говоря ни слова, вышла из зала.
Приехал!
Две черные официантки, терпеливо ждавшие нашего знака, многозначительно переглянулись. Проклятый Гуцци! Содрал две сотни, а на другой день я снова в начале. Без аппетита я доел остаток ужина. Теперь уже ничто не играло роли. Я сложил карту. Кве-Кве, Уанки, Ливингстон… За Кве-Кве действительно были отмечены какие-то две реки. Не могла она, что ли, подождать со своими разговорами еще день или два, чтобы я оказался подальше от базы?
Я поднялся и побрел, сопровождаемый любопытными взглядами, на улицу. Зачем было устраивать такую сцену? Теперь еще неделю над этим будет потешаться весь мотель. Удрученно я плелся по темной дороге, песок скрипел у меня под ногами. Окна ее бунгало светились. Может быть, зайти к ней? Но зачем?
Я зашел к себе, упал на кровать и долго смотрел в белоснежный потолок. Я уже ни о чем не думал, к чему? "Любовь и Счет"? Болван Гуцци! Ни черта не разбирается в людях. Между ними еще целый океан незначительных мелочей, попробуй его переплыть.
Свет люстры ослеплял, надо было бы ее погасить, но я не мог себя заставить встать и сделать единственный шаг. Потом открылись двери, сквозняк приподнял легкую штору. Стук я, видимо, прослушал — или я уже спал?
Решительный женский голос раздраженно сказал:
— Не спите, сержант! — Посмотрите, нельзя ли с этим что-то сделать! — И Корнелия бросила на стол тонкую темно-голубую книжку. Потом она повернулась и так хлопнула за собой дверьми, что бунгало затряслось.
Я вскочил. Герб Родезийской Республики. Паспорт! Ведь это же паспорт! Я поспешно раскрыл твердые корочки. Бернард Шиппер и его мертвое лицо! Виза, имеющая силу для въезда в Голландию, Германию, Замбию, ЮАР, туда, куда я мог только пожелать. У меня затряслись руки. Богатстве, чудо! Ключ! Я держу в руке ключ, нет, пока только отмычку, но это неважно.
До утра я уже не спал. Я лихорадочно обдумывал, изучал, как приклеена фотография, и глубину вдавленной печати учреждения. У меня тряслись руки как в лихорадке: сумею ли я заменить фотографию? Не уничтожу ли я чудесные шансы, которые попали мне в руки? Что Шиппер был на десять лет старше — это не играло роли. Труднее всего будет изготовить штамп, которым я бы втиснул глубокую печать в свою фотографию из удостоверения "Анти-Террористической Унии".
— Мне нужно заехать в город и раздобыть кое-какие вещи, — сказал я утром за завтраком, — сегодня поездку продолжать не сможем.
Она кивнула в знак согласия:
— Съезжу с вами к парикмахеру, закажите такси!
О паспорте и вечерней сцене она не сказала ни слова! Была опять спокойна и дружелюбна, как и прежде.
Я высадил ее на единственном проспекте города перед парикмахерской, а сам отправился за покупками. Гипс, олово, воск вместо пластилина, паяльная лампа и несколько острых гравировальных резцов. Я никогда не подделывал документы и поступал наугад, по собственному разумению.
По восковому отпечатку я сделал гипсовую отливку и потом с бесконечным терпением под увеличительным стеклом начал резцами ее обрабатывать и совершенствовать. Снова и снова контролировал я форму и высоту шрифта и знаков. Несколько раз начинал все сначала до тех пор, пока не показалось, что гипсовая отливка может быть пригодна в качестве матрицы. Затем я окончательно обработал получившийся трафарет и осторожно залил — его оловом. Профиль шрифта получился низким и тупым. Я снова начал терпеливо заострять резцами форму профиля шрифта, чтобы он был способен отпечататься на бумаге. Олово было мягким и податливым, оттиск должен был получиться с одного удара молотка.
Я прервал работу. Побрился и принял душ, чтобы перебороть и подавить нетерпение. Плохой удар молотка мог все свести на нет, испортить весь паспорт. Когда я снова оделся и, наконец, ударил по штампу, у меня не хватило духу посмотреть на результат. Я держал в руке свою судьбу, которую впервые создал только сам.
Все было вполне нормальным. Фотография белого мужчины в полувоенной рубашке, печать с государственным гербом — немного нечеткая, но все же печать. В том, что паспорт действителен, не могло быть никаких сомнений. Бернард Шиппер, фермер! Затравленный Краус куда-то исчез, возможно, его закопали на кладбище в Умтали. Фермер Шиппер встал, сунул паспорт в карман и вышел.
Солнце клонилось к западу. Расчлененный силуэт Манези растекался и клубился в горячем воздухе. Белая, насыщенная водой туча над ее вершиной походила на фата-моргану. Бог знает когда здесь пойдет дождь. Завядшие цветы, окаймляющие песком посыпанные дорожки, уныло ждали дождя. Аромат зрелости напоминал запах увядания.
Я остановился перед бунгало Корнелии Шиппер и снова оглянулся назад. Я не ошибался! У входа в ресторан стоял грязный бежевый джип. Армейский джип. На таком разъезжали Беневенто и капитан. Не хватало только антенны рации и пулемета. В густой обжигающей тишине уходящего дня мною вдруг овладело неотступное чувство опасности. Кто приехал на этой машине и почему? У меня было желание направиться в ресторан и посмотреть на гостя. Идут по моим следам? Если бы Гуцци из умтальского мотеля дали сотню, то он наверняка мог указать им направление.