Смесь бульдога с носорогом
Шрифт:
— Ты что делаешь, иродка? — налетела на меня мать, хлеща меня полотенцем. — Совсем отца угробить решила??
— Славненько, — я отбежала от матери подальше, потирая ушибы. — Позвоночник не сломан, раз ноги чувствуешь. А руки?
— Не надо колоть, я сам, — испугался отец и помахал рукой в воздухе.
— Отлично, теперь второй, — велела я.
Папик беспрекословно махал теперь уже и двумя руками.
— Ничего не понимаю, — нахмурилась я. Паралич туловища, при котором сохраняется двигательная активность рук и ног?
— Ой, Костенька, на кого ты меня оставляешь? — зарыдала мать.
Я подошла и внимательно осмотрела отца.
— Все, мать, сейчас он у меня отмучается, — радостно заявила я. — Тащи нож!
— Нож? — завопила она как скорая помощь. — Родного отца ножом? Какой нож???
— Поострее желательно, — бросила я матери, продолжая осматривать отца.
Бабки за оградой, услышав это, припухли, боясь пропустить хоть один момент из нашей драмы.
— Аааа! — завыла вдруг мать. — Он же тебе отец!
Я посмотрела на нее, поняла, что помощи не дождусь, молча прошла в дом, выбрала прочный короткий нож и вышла обратно к отцу. Мать, увидев меня, затряслась.
— Доченька, ну ты что делаешь? — просительно зарыдала она, — я понимаю, что у тебя образ жизни такой, ритуалы там всякие, но ведь он тебе родной отец.
— Ой, мать, уйди ради Бога, — поморщилась я.
— Не дам! — мать внезапно вцепилась в руку с ножом и принялась отбирать.
— Мать, ты в своем уме? — удивилась я. — Иди — ка погуляй, пока я с отцом заканчиваю.
И я махом выставила ее за ворота. Заперла понадежнее дверь и принялась соскабливать папика с крыльца.
— Доча, что ты делаешь? — тревожно спросил отец.
— Ты на тюбике с клеем моментом уснул, раздавил его своим весом, а пока спал, спина и дерево намертво схватились, — объяснила я. — Сейчас я аккуратненько ножичком тебя с крыльца и отскребу, не дергайся.
— Ох, грехи мои тяжкие, — вздохнул отец, — надо ж было так напиться.
А я меленько скребла ножом и дипломатично молчала, не дело в такой ситуации нотации читать, он и так почти в могиле себя ощутил.
— Ты это, Магда, правильно мать — то выставила, ой, больно! — дернулся он.
— Пап, извини, — я случайно порезала ему кожу.
— Поаккуратнее, — робко попросил он. — Так вот, мать ведь если про клей узнает — со свету сживет.
— Сживет, — согласилась я и нечаянно порезала его снова.
Папик поморщился, но промолчал.
— Ты уж ей скажи что из могилы меня в последний момент вытащила, — попросил папик.
— Придется, — вздохнула я и снова его порезала.
— Доченька ты моя золотая, — обрадовался он.
А за папика мне мать вряд ли спасибо скажет, это она сейчас белугой ревет, а вообще — то она сколько себя помню, всегда стонала, что б он сдох поскорее.
Папика я минут через двадцать отодрала, он встал, кряхтя, осмотрел кровавую лужу на досках и заметил:
— Как поросенка на крыльце резали, прибрать бы.
— Мать потом замоет, — махнула я рукой.
— Ты ее домой — то запусти, доча, — попросил отец.
Я выглянула за ворота, покрутила головой и удивилась — ни матери ни бабулек не было.
— Нету ее, — объявила я. — Я пойду баньку затоплю, тебе помыться надо, ты ж в крови и клее с ног до головы.
— Да я сам потом, — засмущался папик.
— Сиди уж, — вздохнула я.
В сарайке где хранились дрова были только чурбачки, и их следовало поколоть. Я тщательно обследовала все углы, однако топора не нашла.
В это время схлопнула калитка и мать, да не одна, толпой, завалила во двор.
— Мам, — высунулась я, — а где топор, не знаешь?
— За дверью, — автоматически ответила она, перевела глаза на крыльцо и протяжно завизжала на одной ноте. Бабы, пришедшие с ней, посмотрели на крыльцо и тоже заголосили.
— Гражданочка, пройдемте, — шагнул ко мне здоровый усатый мужик.
— Зачем? — буркнула я, — не видите что у меня тут творится?
— Участковый Акимов, — представился он, — где тело?
— Какое именно? — осведомилась я.
— Убилаааа !!! — тоскливо выла мать. Бабуськи старательно ей подвывали.
— Слушай, успокойся, а? — раздраженно завопила я, пытаясь перекричать разноголосый вой. — Ты чего тут цирк устраиваешь?
И тут на крыльцо тихо вышел отец.
Вой стих.
— Живой еще? — удивленно ахнула соседка, Кузьмовна.
— Да не жилец все равно, вона на нем места живого нет, — авторитетно заявил то — то.
— А вы чего это? — робко спросил отец и вопросительно на меня посмотрел.
— Жену свою спроси, — рявкнула я, — а то меня сейчас за твое убийство в кутузку сволокут!!
— Какое — какое убийство? — не понял он.
— Мать! — рявкнула я. — Ты чего тут перед людьми меня позоришь? Папика надо просто вымыть, и он как новенький будет!
— Так а нож тебе зачем нужен был? — смутилась она.
— Лечила я нашего папика!!!
— Так он сейчас здоровый? — переспросила она.
— А сама не видишь? — гавкнула я. — Все, граждане, расходитесь, кина не будет!
— Так он же помирал, — ахнула Кузьмовна, — сама видела, а теперь смотрит — ко, ходить!
— Таблеток дала! — ответила я, успокаиваясь.
— И каких? — спросил участковый, — у меня вот теща тоже не встает.
— Марвелон! — ляпнула я первое попавшееся умное название. Хватит с меня уже парфеновских крестьян, узнавших что я ведьма. Будем надеяться что никто из крестьянок этими таблетками от беременности не пользуется.