Смешенье
Шрифт:
– Полно тебе, Бон-Бон! Давай разберёмся. Кого из всех немцев я выбрала себе в друзья?
– Лейбница.
– А кто он?
– Математик.
– В Голландии?
– Гюйгенса… математика.
– В Англии?
– Даниеля Уотерхауза. Натурфилософа.
– Во Франции?
– …
– Ну же! Когда я впервые попала в Версаль и вокруг меня увивалась куча любвеобильных герцогов, кому я отдала свои чувства?
– Вы отдали их… математику.
– Как звали математика? – Элиза поднесла ладонь к уху.
– Его звали Бонавантюр Россиньоль, – сказал Бонавантюр
– Когда я попала в беду под Сен-Дизье, кто первый об этом узнал?
– Тот, кто читает всю почту. Бонавантюр Россиньоль.
– И кто прискакал мне на выручку через пол-Франции, отправился со мной на север в Нимвеген и усадил меня на корабль?
– Бон…
– Довольно. Имя звучное и хорошо известное. Однако я предпочитаю называть его Бон-Боном.
– Отлично. Это был Бон-Бон.
– Кто овладел мною на берегу Мёза?
– Этьенн де Лавардак.
– Кто ещё?
– Бон-Бон.
– Кто придумал, как мне выбраться из западни?
– Бон-Бон.
– Кто помог мне замести следы, подделал документы, солгал королю и д'Аво?
– Бон-Бон.
– А кто отец моего первенца?
– Понятия не имею.
– Это потому, что ты не хотел на него смотреть, пока была такая возможность. Однако я скажу тебе, что Жан-Жак очень похож на Бон-Бона – в нём нет и следа порченой крови де Лавардаков. Ты его отец, Бон-Бон.
– К чему вы клоните?
– Я всего лишь говорю, что нелепо ревновать меня к Самюэлю Бернару. Мои и его дела – ничто в сравнении с нашим романом и общим сыном.
Взгляд Бон-Бона рассеянно остановился на знаменитой многоглавой мечети, украшающей стену за Элизиной спиной.
– Вы напомнили мне о том, что я предпочёл бы забыть. Я мог бы справиться получше.
– Ерунда!
– Я мог бы полностью избавить вас от обвинений в шпионаже.
– Возможно, да. Но я думаю, всё обернулось к лучшему.
– Что?! Вы вышли замуж за человека, которого не любите, а Жан-Жака похитил выживший из ума саксонский банкир?
– Это ещё не конец истории. Бон-Бон. Сегодня мы встретились, чтобы её продолжить.
– Да. И место выбрано занятное. – Россиньоль подался вперёд и понизил голос так, что Элизе, дабы расслышать, пришлось почти коснуться лбом его лба. – Два года я читаю все письма этих людей, но никогда не видел их лиц и не пил их кофе.
– Он тебе нравится?
– Лучше обычного, – признал Россиньоль, – хотя сам по себе не настолько хорош, чтобы вы и герцогиня д'Уайонна неустанно пели ему хвалы.
– Вот видите! Чего только я не сделаю ради криптологии! – Элиза с улыбкой развела руками, приглашая Россиньоля восхититься великолепием кофейни Исфахнянов. – Что-нибудь за последнее время узнал?
– Здесь не время и не место об этом говорить! Впрочем, в любом случае нет. Я был слишком занят, читая ваши письма.
– Интересное чтение?
– Даже чересчур. Лотару вы пишете: «Вторжение в Англию наверняка отменят», финансисту в Лион: «Вторжение близко, нам надо будет платить войскам!»
– Ты не знаешь
– Я тревожусь, как бы вы вновь не угодили в беду и не вынудили меня скакать куда-то во весь опор, подделывать документы, лгать высокопоставленным лицам… что я сделаю с превеликой охотой, – торопливо добавил он, заметив, что Элизины губки начали надуваться. – Но чудо, что вам простили прежний раунд обмана и шпионажа. Второй раз…
– Ты ровным счётом ничего не понял, – сказала Элиза. – Это было не прощение, а экономическая сделка. Я и не вышла сухой из воды, как тебе представляется, а заплатила чудовищную цену, которую ты не в силах вообразить. Ты, возможно, думаешь, что я вновь окунулась в море интриг после двух лет передышки – спокойных лет для тебя, Бон-Бон, но мне всё это время казалось, будто я под водой и только сейчас всплыла настолько, что снова могу дышать. Я буду изо всех сил царапаться когтями, пока не выберусь окончательно.
– Вы никогда окончательно не выберетесь, – заметил Россиньоль, – но если ваша натура требует царапаться, то царапайтесь, сколько хотите. Кстати, спина моя с прошлого раза совсем зажила…
– Сегодня у меня ещё три светские встречи, но, может быть, я выкрою время для четвёртой. – Элиза положила на стол перед Россиньолем стопку писем. – Я собиралась их отправить, но подумала: почему бы просто не отдать напрямик Бон-Бону?
– Я расшифрую их в ожидании вашей четвёртой светской встречи, – сказал Россиньоль. – А вот то, что пришло вам. – И он вручил Элизе пакет.
– Спасибо, Бон-Бон. Что-нибудь интересное?
– В сравнении с тем, что мне по большей части приходится читать? Безусловно, мадам.
Даниель Уотерхауз – Элизе.
19 апреля 1692 г.
Получил Ваше недавнее письмо с настоятельной просьбой срочно рассказать о Монетном дворе и тех, кто им заведует. Ума не приложу, зачем Вам понадобились эти сведения в такой спешке. Уверяю Вас, Вы обратились не по адресу. Обращаться следовало к маркизу Равенскару. Я взял на себя смелость передать Ваши вопросы ему. Можете рассчитывать на его умение хранить тайны. Надеюсь, что у Вас всё хорошо.
Неизменно Ваш
Даниель Уотерхауз.
Роджер Комсток, маркиз Равенскар – Элизе.
20 апреля 1692 г.
Её сиятельству ЭЛИЗЕ, герцогине Аркашонской и (хотя во Франции этого не признают) Йглмской
Мадам,
Смиреннейше повергаю к ногам Вашим сие послание и молю Всевышнего, дабы Вы сочли оное удовлетворительным ответом на вопросы, направленные Вами моему мудрому собрату доктору Даниелю Уотерхаузу, члену Королевского общества.