Смешенье
Шрифт:
– И что же вы увидели, мсье?
– Приближаются шлюпки, мадам.
– Под парусом или…
– Нет, мадам, ветра ещё не было. Это баркасы, и моряки изо всех сил налегают на вёсла. Часть шлюпок буксирует повреждённый корабль – большой.
– Как, по-вашему, это «Солей Рояль»?
– Возможно, мадам. Либо… – Аскот улыбнулся, – это то, что осталось от «Британии».
Элиза почувствовала резкую неприязнь к Аскоту. Типичный англичанин, несмотря ни на что – говорит то, что ей, по его мнению, приятно будет услышать. Целую минуту она молчала от отчаяния, так что Аскот успел сказать:
– Шлюпки доставят новости – новости, которые потребуются королю Англии, чтобы принять решение.
Элиза кивнула, будто
Минуту или две были слышны крики на верхней палубе – вещь на корабле вполне обычная, особенно когда из Ла-Манша приближаются шлюпки с новостями. Элиза не обращала внимания, но теперь до их ушей долетел громкий всплеск. Кто-то или что-то упало за борт.
– Мадам, дозвольте мне выяснить… – начал Аскот.
– Быстрей, быстрей! – крикнула Элиза по-английски; маркиз от неожиданности тоже перешёл на родной язык.
– Что за чёрт! Ума не приложу… – проговорил он, распахивая дверь каюты.
Элиза выбежала за ним в тёмное и тесное пространство под палубой, однако через несколько шагов оба оказались на опердеке, с которого открывался вид на залив и часть Ла-Манша. Оттуда, как и сказал Аскот, приближались шлюпки. Слишком много, на подозрительный взгляд Элизы, потому что сколько шлюпок надо, чтобы доставить известия? В тумане над проливом то и дело вспыхивали яркие пятнышки освещённых солнцем парусов.
Упомянутый Аскотом корабль был куда ближе. Его не столько тянули шлюпки, сколько гнал прилив. Корабль освещали яркие лучи солнца, пробившиеся сквозь туман, – по крайней мере так Элизе показалось с первого взгляда. Вглядевшись, она поняла, что корабль источает собственный свет. Он горел. И это был «Солей Рояль» – вернее, то, что от него осталось.
Элиза услышала новый всплеск, потом ещё один. Не было сомнений, что кто-то прыгает с корабля.
Нескольких матросов на палубе она явно видела впервые, да и озирались они, как чужаки.
Прямо впереди человек перемахнул через фальшборт на палубу. Так не бывает. С тем же успехом незнакомец может запрыгнуть в окно третьего этажа.
– Позвольте! – воскликнул Аскот по-прежнему на английском. – Позвольте!
Пришелец повернулся к нему и ответил так: «Чтоб тебе, якобитский предатель!» Говоря, он поднимал руку, и на месте восклицательного знака превратил лицо Аскета в алый фонтан. В руке у него был мушкетон.
Элиза метнулась в темноту под кормовую надстройку и начала рывком открывать двери в каюты, где находились Бригитта, Николь и горничная.
– В мою каюту, сейчас же, и не задавайте вопросов!
Элиза собрала всех троих у себя. Бригитта хотела забаррикадироваться мебелью, но это оказалось не так легко, как на суше, – вся тяжёлая мебель была привинчена к полу. Чемоданы, стул и матрас – вот всё, что удалось привалить к двери. Элиза торопила женщин со строительством баррикады, хотя и понимала, что это бессмысленно. Одного взгляда в окно хватило, чтобы понять – «Метеор» движется. Англичане обрубили якорный канат, прицепили яхту к шлюпкам и теперь буксировали её в Ла-Манш. Лучше пусть женщины двигают мебель, чем думают, что им это сулит.
От звуков, несущихся с разных сторон, у Элизы сводило живот. Она обернулась к окну и увидела, как одну из шербурских батарей скрыло облако дыма. Канониры открыли огонь, стремясь потопить «Солей Рояль», пока он не взорвался и не поджёг остальные корабли. Всё это Элиза объяснила своим спутницам. По счастью, ни одна из них не сообразила спросить, как скоро те же самые батареи начнут
До сих пор их не трогали – целью англичан было захватить весь корабль, а не пассажиров. Однако теперь, когда яхта, пусть и медленно, двинулась, английские моряки замолотили в дверь. В ход пошли вытащенные из ящиков молотки и ломы. От стены полетели щепки – чем тратить силы на забаррикадированную дверь, англичане просто решили сломать переборку.
За грохотом Элиза едва не пропустила внезапное появление в каюте однорукого великана. Едва, потому что он вошёл через окно, раскачнувшись на верёвке, и осколок стекла угодил ей в глаз. Горничная, видимо, увидела, как он разбивает окно, потому что её визг раздался за миг до вторжения незнакомца и продолжался ещё несколько секунд. В эти секунды великан успел единственной рукой сгрести её поперёк живота, оторвать от пола и выбросить в окошко. Визг прекратился лишь от соприкосновения с водой. Через миг он зазвучал снова, уже несколько захлёбывающийся. У великана были большие голубые глаза и слегка растерянный вид: столько всего надо оценить с одного взгляда, столько всего сделать. Он оглядел каюту и оценил число ещё не выброшенных за борт женщин (три). Потом обернулся к разбитому окну. Обломки переплёта и куски стекла отчасти затруднили процесс выбрасывания горничной. Человек передёрнул плечами, и одна его рука удлинилась втрое. Она была ампутирована ниже локтя и заменена на хлыст, состоящий из трёх тёмных, тяжёлых с виду деревяшек, окованных с конца железом и соединённых отрезками цепи. Человек повернулся к окну, прикинул расстояние и проделал плечом серию странных движений, передававшихся на всю длину хлыста, так, что дальняя деревяшка смела остатки переплёта, словно выпущенные из пушки цепные ядра. Получилось аккуратное прямоугольное отверстие, в которое великан немедля вышвырнул орущую Николь.
Прежде чем он продолжил швыряться девками, его отвлекла грубо влезшая в каюту мужская рука. Англичане проделали дыру в переборке, и один из них пытался что-нибудь через неё нащупать. Первым в списке стоял бронзовый дверной засов.
Суставчатая рука-плеть жихнула через всю каюту разворачивающейся чередой грозных последствий и с треском обрушилась на локоть захватчика. Тот убрался, и великан метнул в дыру невесть откуда взявшийся нож. «Стреляй в него!» – крикнул кто-то с другой стороны переборки; однако Бригитта, не растерявшись, передвинула к дыре Элизин матрас. Англичане толкали его, но он всякий раз падал обратно; будь у Элизы больше времени на размышления, она бы вывела мораль, что мягкость и податливость порою защищают лучше неколебимой твёрдости.
Элиза подбежала к выбитому окну. Внизу покачивался двухвёсельный ялик. Верёвка тянулась от него к абордажному крюку, зацепленному за снасти бизань-мачты «Метеора»; по ней-то однорукий и взобрался на борт, хотя ему явно должна была потребоваться какая-то система блоков и талей, слишком сложная, чтобы Элизе сейчас в этом разбираться.
Выброшенные в окошко женщины плавали, как кувшинки, ибо юбки их раздулись в полёте. Постепенно они бы набрякли водой, и пошли ко дну, однако обе – и Николь, и горничная – благополучно держались за борта ялика. От своей прислуги Элиза меньшего и не ждала. Она даже придумала вопрос для будущих кандидаток: «Вы на яхте госпожи, готовитесь к церемонии малого утреннего туалета, когда яхту захватывают англичане и под огнём с берега буксируют в Ла-Манш. Вы забаррикадировались в каюте и ждёте участи, которая хуже смерти, но тут вас хватает и выбрасывает в окно загадочный однорукий великан, вошедший на верёвке через окно. Как вы поступите: а) станете бессмысленно барахтаться, пока не пойдёте ко дну; б) приметесь вопить, пока кто-нибудь вас не спасёт; в) подгребёте к ближайшему плавучему предмету и будете спокойно дожидаться, когда ваша госпожа уладит затруднение?»