Смок - боевой змей

Дроздов Анатолий Федорович

К ней сватались. Молодая, красивая вдова, к тому же не бедная, привлекала взоры многих, в особенности пришлых. Но эту голытьбу манил дом в посаде, а не его хозяйка. Улыба это видела и сватов выпроваживала. Некрас же в первый вечер высыпал на стол горсть монет (на корм!), и она ахнула, не в силах отвести взора от тускло блестевшего серебра. Ее прибыток за полгода! С того вечера она ублажала сотника как могла. Сытно кормила, сладко поила, жарко обнимала… К тому же покойный Меша был десятником, а Некрас — сотником, боярский чин! Милый друг и вел себя, как боярин: не спрашивал о прибытках, зато щедро одаривал. Соседки на торгу шептали Улыбе, что пришелец летает на змее, что он, наверное,

чародей, гляди — и ее заворожит! Улыба только смеялась. В бане она хорошо разглядела этого чародея. Никаких тайных знаков на теле его не имелось, зато были шрамы — разве чародей допустит, чтоб его кололи да резали? У покойного Меши шрамов и то было менее. Правда, Некрас не носил нательного креста. Однажды Улыба полюбопытствовала и услыхала короткий ответ: «Потерял!» Почему сотник не купил новый крест, она спросить не решилась. Змей Некраса Улыбу не пугал — мало какая живность есть на белом свете! Улыбу вполне устраивало, что за змея Некраса сделали сотником и щедро платят. Покойному Меше из княжьей казны давали гривну в год, Улыба решила, что сотнику платят три или даже пять — пропасть серебра! С такими деньгами можно забыть о меде и жить припеваючи — хватит на все! А ведь бывает еще военная добыча…

Улыба не заводила речь о свадьбе, ждала, что Некрас скажет сам. До сих пор мужчины ее желали, а не она их. Но сотник не спешил. Улыба подумывала, не сводить ли его к отцу Онофрию, дабы вразумил, но тут Некрас принес серьги. Золотые! С яхонтами! Когда парень дарит девице серьги, это означает, что считает ее невестой. Улыба всплакнула от радости. Следующим днем она побежала к златокузнецу, тот сказал, что серьги стоят гривну. Улыба ахнула. И даже опечалилась слегка: нельзя так бездумно бросать серебро! Некрас не умеет беречь деньги. Ничего, этим займется она…

Улыба не удержалась и похвасталась подарком соседке по торгу, пожилой, рябой Цыбе, торговавшей пряниками. Улыба с ней дружила.

— Не одной тебе дарит! — хмыкнула Цыба, впечатленная (по всему было видать!) подарком. — Служанке своей тоже купил…

Улыбу как обухом по голове ударило. Не поверив (соседка могла солгать от зависти), она сбегала к золотых дел мастеру, тот подтвердил: брал сотник одни серьги серебряные, другие золотые. Серебряные девице сам в уши вдевал. Кузнец стал говорить, что платил за те серьги отрок сотника, но Улыба не слушала. Она знала служанку сотника: видела ее ранее, когда та с братом побиралась на торгу. Потом Некрас взял их к себе. Улыба даже похвалила его: умно, нищие много не запросят! За корм будут служить… Некрас только улыбнулся в ответ. Знать бы тогда, чему улыбался! Спустя три месяца Улыба увидела бывшую нищенку и не узнала: девица поправилась, покруглела и смотрелась красавицей. Уже тогда ревность кольнула Улыбу: живет с Некрасом под одной крышей! Но сотник исправно приезжал к ней вечерами, Улыба отбросила дурные мысли.

— Проверила? — спросила Цыбы, когда Улыба вернулась от кузнеца. — Дарил серьги девке! Цыба лжу не скажет. Чего не дарить, коли серебра полон мех? Мне слуга воеводин сказывал: Некрасу десять гривен в месяц отсыпают! Мне хоть раз бы столько!.. Еще сказывали, он Оляте, помнишь его? гривну подарил. Сестре его — серьги! Вот кому надо служить…

С торга Улыба вернулась сама не своя. Десять гривен! Не в год, а месяц! Некрас ездит к ней лето, значит, получил уже тридцать гривен! За такие деньги можно купить целую весь — и не одну… Коли в твоем владении весь — ты боярин! Жена твоя — боярыня… Боярыни не работают — слуг хватает. Всего-то трудов: появиться на торгу и указать пальчиком белым на шелка или парчу, что понравились. Слуги шелка в дом отнесут, платье сошьют… Сиди потом на крылечке в новом платье, присматривай, чтоб слуги не ленились, да мед-пиво попивай! Но кто станет той боярыней? Улыба или девка с конопушками на щеках?

Когда вечером пришла вдова из Городца и попросила хлеба, Улыба не сдержалась. Она видела еще одну женщину, не старую и красивую. И ее сотник одаривал. За что?.. Улыба обругала незваную гостью, выгнала за ворота, а потом сгоряча побила Гойку — впускает, кого ни попадя! Злоба душила ее. Улыба не могла дождаться Некраса, а когда тот пришел, дала волю словам.

Улыба видела, как меняется лицо сотника от ее попреков, и в какой-то миг подумала: поступает неправильно. Нужно бы не так — без крика, ласково… Но слишком много пережито было в тот день…

Когда Некрас ушел, Улыба не огорчилась: вернется! Кто бы ни были ее соперницы: конопатая служанка или вдова дружинника из Городца, им с ней не сравниться. Все дружинники князя Ростислава на нее заглядываются. Даже старый Светояр как-то подмигивал. Воевода! Возьмет и заглянет вечерком… Только ночью, ворочаясь в холодной постели, Улыба вдруг со страхом подумала: Некрас не придет. Совсем, никогда. Потому как он совсем не похож на тех дружинников, которые на нее заглядываются и даже на воеводу. Даже на воеводу она могла бы крикнуть — стерпел бы. Этот не простит…

Подумав так, Улыба заплакала. Горько, как не плакала ни разу в своей жизни…

10

— Он не такой, как другие наемники, — сказал Светояр, провожая взглядом удалявшуюся охоту. — Много их видел, княже… Не похож.

— Чем? — сердито спросил Ростислав, опуская поводья. Собаки подняли тура, жаль бросать гон.

— Всем! Не так ходит, не так говорит, не так держит себя…

Ростислав хмыкнул.

— Кто в наемники идет? — спросил Светояр, делая вид, что не услышал. — Сын дружинника, сын боярина обедневшего, а то и смерд… Народ подневольный, привык подчиняться. Старшего уважают, кланяются низко… Этот держит себя гордо.

— Значит, князь? — усмехнулся Ростислав.

— Бывает и князья служат, — согласился Светояр. — Когда у отца детей много, а земель — едва повернуться. Бывает со стола князя собьют, ищет себе место… Но княжич не таит родства, кичится, рассчитывая место в войске повыше занять, серебра больше выторговать. Этот о родителях своих молчит. А повадки княжеские. Слуге гривну серебра как ногату бросил! У нас богатый пожалеет.

— Варяги золото швыряют! — не согласился Ростислав. — Сегодня получат, а завтра пропьют, в корчме продуванят.

— Не похож он на варяга! По нашему говорит без запинки, читает и пишет. Ряд, что ему на службу положил, не только прочел, но и дописал свое.

— Боярский сынок, рос при монастыре…

— В монастыре рос, так в бога бы верил!

— Некрещеный?

— Не знаю, каким богам молится, но в церкви его не видел. И другие не замечали.

— Язычник?

— Те на капищах тайно собираются, ночами. Некрас ночи у бабы своей проводит. Военное дело знает так, как никто из наших.

— Не доверяешь, значит? — усмехнулся Ростислав.

— Сомневаюсь… — вздохнул воевода.

— Что ж ратовал за него?

— Нельзя смока другим отдать.

— Где он сейчас? — вздохнул Ростислав, поднимая глаза к небу. Светояр тоже глянул вверх, будто змей должен был вот-вот появиться. Но не появился, и князь с воеводой опустили глаза долу.

— Грамоты разослал? — спросил Ростислав.

— Три дня тому.

— Пойдет на нас Святослав?

— Непременно. Такую обиду да снести!

— Устоим?

— Со смоком, княже, я против варягов устою. А их даже ромеи страшатся.