Смоленский поход
Шрифт:
— Ну этому горю легко помочь, помнишь я тебя на службу звал? Приходи, хочешь в рейтары возьму, а хочешь в духовники пожалую, мне добрые ратники да верные люди везде нужны.
— Грех тебе государь смеяться над иноком убогим, — скорбно провозгласил монах, услышав мои слова.
— А тебе, пес бородатый, не грех царю своему лгать столь бессовестно?
— Государь, что ты меня пытаешь? Ведомо ведь тебе что искал я.
— Ребенка убить не дам.
— Господь с тобой государь, и в помыслах того не было!
— Опять лжешь.
— Государь, смута может быть. Отродье Бориса и Самозванца…
— Кончилась смута монах! Вот как меня царем выбрали, так
— Ой ли, государь, а идешь ты сейчас походом куда? Там ведь тоже дитя невинное?
— Не трави душу! Честно скажу не знаю что сделаю. Пусть господь решит.
— Все вы на волю божью надеетесь, а паче того что его воля с вашей совпадет.
— Тоже верно, так ты чего, пойдешь ко мне на службу?
— Я государь, нынче только богу служу.
— А я что против? Говорю же, иди ко мне в духовники, а то мне Иона надоел хуже горькой редьки. Ну, а чего? Роду ты хорошего, насколько я знаю, грамоте учен, латынь вот знаешь. Ты же по латыни с лекарем моим беседы вел?
Пока татары и рейтары «развлекались» с казаками основная часть моего импровизированного войска продолжала движение. Теперь впереди шел «государев полк», следом за ним я с драбантами, а замыкали движение по-прежнему конные стрельцы Анисима. Темнеет зимой рано и примерно в двадцати верстах от Бронниц я приказал остановиться на привал. Ночевка в зимнем лесу дело для русского человека в сию пору почти естественное. Одни ратники кинулись рубить лапник, для лежек, другие разводить костры для того чтобы сварить кашу. Третьи, тем временем, обихаживали лошадей. Я немного переживал за своих мекленбуржцев, которые, как мне думалось, были непривычны к таким спартанским условиям. Однако я ошибался, стараниями фон Гершова и моей щедростью у каждого драбанта была хорошая шуба, шапка и сапоги, а сами они были людьми тертыми и неприхотливыми. Так что русская мудрость о солдате, который дымом греется, а шилом бреется, сработала и тут. Единственным кого ночлег в лесу привел в ужас, оказался мой лекарь. Бедняга О'Конор смотрел на приготовления солдат с округлившимися от ужаса глазами и казалось вот-вот упадет в обморок.
— Ваше величество хочет моей смерти, — жалобным голосом проговорил он, топчась в снегу.
— Пьер, какого черта вы жметесь в стороне, идите сюда к костру, — позвал я его, — кстати, а где ваша шуба, которую я подарил вам, как только вы приехали?
— О ваше величество так добры ко мне, — с благодарностью залепетал полуфранцуз-полуирландец исполнявший роль моего лейб-медика, — но эта шуба столь дорога, что я не стал надевать ее в дорогу полную опасностей.
— Вы с ума сошли, друг мой, шубы существуют для того чтобы их носить.
— О, да, мой государь, но ее соболиный мех столь прекрасен… в наших краях таких мехов нет даже у герцогов!
— В ваших краях, Пьер, нет и таких морозов. Что же с вами делать, не могу же я допустить, что бы вы замерзли, вы мне еще нужны.
— Увы, ваше величество, мне так и не объяснили, зачем я нужен вам в такой экспедиции?
— Вы, дружище, единственный человек в моем окружении разбирающийся в химии, и мне очень интересно кто и, самое главное как, изготовил такой ужасный яд. Вы ведь провели необходимые опыты?
Наш разговор прервал Никита Вельяминов, вытащивший откуда-то тулуп и накинувший его на дрожащего от холода лекаря. При этом мой кравчий бурчал про себя, что хитрый немец специально
— О, государь, человек изготовивший этот яд — гений! Или же заключил сделку с дьяволом, что почти одно и тоже. Я при всем своем искусстве так и не понял что это за яд и из чего он приготовлен. Ах, если бы этот человек не тратил свой талант на столь низменное дело как изготовление ядов, а занялся алхимией, он бы обессмертил свое имя.
— Кстати, об алхимии, если бы вы меньше занимались ей, а обратили свое искусство на лечение, к примеру, местных бояр, вы извлекли бы из своих знаний куда больше золота. И у вас было бы, по меньшей мере, дюжина таких шуб, так что утрата одной вас бы нисколько не побеспокоила. Так вы говорите это необычный яд?
— Совершенно необычный, sire, он настолько не похож на все что я видел до сих пор что я просто теряюсь. Что же касается местных бояр, то они…
— Очень богаты Пьер, и если вы хорошо помните историю своего ремесла, то должны знать как именно ваши коллеги зарабатывали свои богатства. Впрочем, если вас интересует только чистая наука, то очень скоро вы познакомитесь с человеком изготовившим яд и пропитавшим им письмо.
— Вы полагаете, ваше величество, письмо пропитано сразу после написания?
— А у вас есть основания думать иначе? — насторожился я.
— Не то что бы основания, просто это вполне могли сделать и в Москве. Яд довольно нестабилен на воздухе, и хотя футляр заключавший его весьма плотен, я бы предположил что его обработали незадолго до того как оно попало в руки несчастных.
— Проклятье, что же вы раньше молчали?
— Ваше величество, во первых вы были так заняты подготовкой к походу, что к вам было не пробиться. Во вторых я полагал, что вы догадываетесь об этом и потому стремитесь покинуть Москву как можно быстрее. А в третьих я пришел к такому выводу перед самым отъездом.
— Пьер, вы хотите жить?
— Э… — залепетал О'Конор огорошенный моим вопросом.
— Никому не говорите о ваших подозрениях, пока я сам вам этого не прикажу. Даже под пыткой, даже на исповеди, даже оставаясь наедине с женщиной… да какого черта, особенно женщинам, иначе я не дам за вашу жизнь и медного фартинга! Слава богу, вокруг не так много латинистов, и вряд ли нас кто-нибудь понял. Разве что… вы говорили об этом отцу Мелентию?
— Этому бородатому монаху… кажется, нет.
— Кажется, или нет?
— Нет, sire.
— Хорошо коли так. Давайте ужинать и ложиться спать, вы любите кашу?
— Удивляюсь вам, ваше величество, как вы можете есть столь варварскую пищу?
— С удовольствием, друг мой, я все стараюсь делать с удовольствием. А уж гречневую кашу с салом…
Ранним утром мое войско двинулось дальше. Впереди снова шли широкой дугой татары, обшаривая окрестности в поисках возможных лазутчиков. То ли на счастье, то ли на беду, никого нам не попадался и мы, обходя встречные городки и деревни, стремительно двигались дальше. Еще одна ночевка была уже вблизи Коломны, на сей раз мы остановились подле недавно разоренной ворами деревни. Впрочем, ограбив донага местных жителей, казаки против обыкновения не сожгли ее. Как не настаивал Вельяминов, чтобы мы остановились в одной из изб, осмотрев ее, я пришел к выводу, что клопы прекрасно проживут, не отведав царской крови. Да и отопление по-черному не добавляло энтузиазма. Осмотрев двор, мое величество остановило свой взор на сеновале.