Смоленский поход
Шрифт:
— Это кого же они там такого грамотного нашли, для челобитной? — Хмыкнул я когда чтение закончилось.
— А чего искать, — отвечал дьяк, — когда Матвейка Сомов, покуда не утек к вору лжецаревичу Петру, в Постельничем приказе служил в подьячих.
— Эва как, надобно бы встретится, да потолковать с сим атаманом.
Такая возможность представилась через несколько дней. Вообще встречаться с царем людям такого ранга как бывший подьячий пусть даже и ставшим атаманом не положено. Их удел вести переговоры с назначенными мной людьми, причем не слишком высокопоставленными. К тому же инцидент со стрельбой в мою сторону под Коломной сыграл свою роль, и мои приближенные в последнее время делали всё, чтобы подобное не повторилось. Однако Сомов меня заинтересовал. Все-таки, при нелюбви народа вообще и восставших в частности,
Принимать казачьих лидеров по моему приказу должны были мой кравчий Вельяминов и неразлучный с ним Анисим Пушкарев. Сам я хотел устроиться где-нибудь поблизости, чтобы наблюдать за ходом переговоров, однако, к моему удивлению подходящего помещения в кремле не нашлось. Ну что поделаешь, буду строить себе дворец озабочусь. Пришлось ограничиться строгими инструкциями. Первым пунктом было, во чтобы это ни стало разделить казаков, чтобы они перестали быть монолитной силой. Из имеющих хоть сколько-нибудь справных лошадей создать конный казачий полк. Вооруженных огнестрелом поверстать в стрельцы, а прочих либо в пикинеры, либо еще куда. Отдельно нужно было выявить знающих пушкарское дело или кузнечное ремесло. И тех и других не хватает катастрофически, кадровый голод просто дикий. Во вторых надо было постараться отделить от основной массы людей потенциально склонных к бунту. Особенно из числа бывших атаманов, есаулов и прочих вождей. Не хотелось бы в походе иметь проблемы с дисциплиной. Работа, впрочем, найдется и им. Дела в Сибири идут не шатко не валко, людей там мало, сгодятся и такие. К тому же это для обычных людей Сибирь это место ссылки, а для казаков самое место подальше от бояр и государственной администрации. Поставят остроги, будут собирать ясак. Ну, а начнут озоровать, что поделаешь. Сибирь она большая, закон там тайга, а прокурор медведь. Ну, и в третьих мне было интересно узнать что за человек Матвей Сомов и где можно его использовать.
****
Масленицу Федька встречал в Москве. Все более оживающую после ухода оккупантов столицу охватило безудержное веселье. На всех углах слышали веселые шутки и смех, на площадях веселя народ, скоморохи давали представления. Впрочем, глазеть на все это у боярского сына времени не было. Государь не то наградил, не то наказал сотника Михальского повелев ему жениться на девице Ефимии Шерстовой. Как оказалось, сговорились он еще до освобождения Москвы причем на сговоре был сам государь. Однако тогда в спешке все было сделано второпях и не по обычаю, отчего отец невесты кривил рожу. К тому же Михальский из приблудного иноземца с той поры превратился в царского телохранителя, которого государь ко всему пожаловал в постельничие. Короче решено было провести чин сватовства заново со всеми положенными обрядами, не говоря уж о том, что масленая неделя для венчания не хороша. Вот после Великого Поста на Красную горку самое оно! Поскольку родни или близких друзей у жениха на Москве не было, то сватами выступили царский кравчий Никита Вельяминов и думный дьяк Клим Рюмин. Панина, как водится, тоже привлекли, не то дружкой жениха, не то еще кем.
Федор впервые участвовал в сватовстве, и ему все было интересно. К тому же о обстоятельствах сговора и роли в нем государя ходило так много слухов, один чуднее другого, что поневоле за любопытствуешь. Вельяминов с Рюминым ради такого дела разоделись в нарядные кафтаны шитые золотом и богатые шубы. Федька тоже приоделся и бедным родственником не выглядел, хотя конечно, до царских любимцев ему было далеко. Со стороны Шерстовых была их многочисленные родственники, тоже приодевшиеся и важные. Ради такого дела как будущая свадьба царь даже помиловал опального Бориса Салтыкова приходившегося Шерстовым довольно близкой родней. Впрочем, тот на глаза царевым ближникам не лез и держался в тени.
На другой день после сватовства отец невесты вместе с многочисленной родней отправился смотреть дом
Пока сотник был занят, замещал его Панин. Хлопот вправду сказать было много. Когда Федька только поверстали в службу, в сотне Михальского было едва три десятка человек. Но прошло совсем немного времени и количество ратных увеличилось почти в пятеро. Сам Корнилий не упустивший ни одной возможности увеличить свой отряд называл его не иначе как хоругвей. Люди в нем подобрались разного толка. Михальский не чурался переманивать к себе казаков, служилых татар, иногда просто откровенных разбойников. Впрочем, брал далеко не всех. Почему Корнилий одних бывало спасал от расправы, одевал и вооружал за свой счет, а от других отворачивался хотя бы они и были хорошо снаряжены, Федька долго понять не мог. На расспросы же Михальский только усмехался, да приговаривал: — «Смотри мол, да учись, пока я жив».
Однажды Панин искавший по какой-то надобности сотника и не застав его дома отправился на пушкаревский двор. Привратник признавший боярского сына запустил его в ворота и принял поводья коня. Другой слуга проводил Федьку внутрь, и попросил обождать, пока доложит хозяину о приходе гостя. Пока тот ходил, парень с любопытством осматривался. Федька и раньше бывал у стрелецкого полуголовы и не переставал удивляться как у него все устроено.
Горница где ждал боярский сын была просторной и светлой, а стены ее были завешаны коврами и лубочными картинками. На одну из них и уставился боярский сын. Надо сказать, картинка была весьма занимательной. Изображена на ней была схватка трех человек с целым полчищем ляхов. Один из них был в железных латах с большим двуручным мечем. Второй с саблей, а третий со стрелецким бердышом. Вокруг толпились враги, но видно было, что три витязя одолевают. Надпись в углу картинки гласила: «Государь Иоанн Федорович бьется с Ходкевичем».
Пока Федька глазел на диковинную картинку, дверь отворилась и к нему вышли хозяин, сотник и царский кравчий.
— Что сосед, и ты на сей лубок не налюбуешься? — усмехнулся Вельяминов, — смотри-смотри, может и признаешь кого.
Спохватившийся Федька почтительно поклонился вошедшим, а тот продолжал.
— Эх, Анисим, Анисим! Вот проведает государь, что ты за картинки велишь делать, ужо будет тебе.
Хозяин дома, хитро улыбаясь словам гостя, кликнул жену и та вместе со служанками, стала накрывать на стол.
— Садись с нами Федор Семенович, — обратился к боярскому сыну Пушкарев, — гость в дом — радость в дом!
— Да я, — начал было Панин, но Вельяминов перебил его.
— Садись, садись успеешь еще с сотником своим потолковать. Проголодался поди на службе, так угостись пока угощают.
Тут двери в отворились и в горницу почти вбежали дочки стрелецкого полуголовы в сопровождении какой-то девушки.
— А я тебя знаю, — бесцеремонно заявила младшая, — ты нам снежную бабу лепил!
Федька хотел было ответить что тоже ее знает, но застыл как громом пораженный. Потому что вместе с девочками в горницу вошла Алена Вельяминова.
— Прости братец и ты Анисим Михайлович, — смущенно проговорила она, — никакого сладу с этими разбойницами, особенно с Машей.
— Это ты прости меня боярышня, — кинулась к ним Авдотья, — не обижайся что оставила тебя одну с этими негодницами!
— И вовсе мы не негодницы! — важно заявила в ответ Маша, — мы шли читать учиться на картинках, а они только в этой горнице висят. Государь велел мне чтобы я училась, сказал проверит!
Впрочем, жена Анисима со служанками тут же увели девочек, а Вельяминов улыбнувшись на весь этот переполох проговорил: