Смоленский поход
Шрифт:
— Хм, весьма разумно, надо признать. Что же вы посоветуете делать, ваше преосвященство?
— Делать? Ну, а что тут можно сделать. Поздравьте его с восшествием на московский престол. Пожалуйте каким-нибудь орденом, да хоть «Золотого руна»*, а лучше «Дракона»**, говорят, он не равнодушен к регалиям подобного рода. Обменяйтесь посольствами и попытайтесь заключить союз против османов. Кстати, я все равно отправляюсь в Московию и мог бы посодействовать, если на то будет воля императора.
—------
*Орден Золотого руна в ту пору принадлежал испанской ветви Габсбургов. Награждались им только католики
** Орден Дракона. — Венгерский орден, кавалерами которого могли быть не только католики. Например валашский князь Влад Тепеш который получил прозвище Дракула как раз за то что был кавалером этого ордена.
— Это все?
— Ну, еще бы я посоветовал вам, ваше величество, если случится отправить армию на север империи, посоветуйте ее главнокомандующему… обходить Мекленбург как можно дальше. Это лучшее что он сможет сделать в сложившейся ситуации.
— Вы это серьезно?
— Более чем, жители этого княжества
— А что слышно о той организации, членом которой по слухам был его отец? — осторожно спросил император.
— К сожалению, следы ее в который раз потерялись, ваше величество. Так уж случилось, что брат Игнасио, более всех продвинувшийся в изысканиях, был отправлен орденом в Польшу, где и пропал.
— Хм, а за какой надобностью ваш орден это сделал, позвольте спросить, неужели в Польше просто кишащей иезуитами, не хватало еще и этого, как вы сказали?
— Брата Игнасио.
— Да-да, брата Игнасио!
— Трудно сказать, чем руководствовался генерал ордена. Впрочем, возможно наш брат еще жив и мне удастся найти его при выполнении своей миссии.
— Что же, да поможет вам бог!
— Аминь.
Едва подсохли дороги после весенней распутицы, я двинул войско в поход. Когда меня выбирали царем, я обещал своим новым подданным что прекращу смуту и верну Смоленск и Новгород. Пора было платить по счетам. Длившаяся всю зиму лихорадочная подготовка со всей ясностью показала, что силы государства совершенно истощены. Если в это лето не удастся достичь целей, то войну лучше всего немедленно прекратить. Собственно, по-хорошему ее лучше всего прекратить прямо сейчас и сосредоточится на решении внутренних проблем. Приведя же хоть немного в порядок хозяйство, нетрудно будет собрать боеспособную армию и решить задачу возвращения потерянных государством земель. Дайте мне два-три мирных года и… Увы, нет у меня двух лет! Впрочем, с другой стороны обстановка достаточно благоприятная. После того как из-за взорвавшегося пороха поход короля Сигизмунда на Москву сорвался, сейм не дает ему денег. Судя по донесениям лазутчиков гарнизоны в Вязьме, Смоленске и других городах сократились до минимума. Наемникам давно не плачено, а шляхтичи усердно разбегаются по своим маеткам. Шведы хотя и удерживают Новгород, но активных действий против нас не ведут, а понемногу вытесняют поляков из Прибалтики. Надо бы заключить с ними союз против Сигизмунда, но канцлер Оксеншерна ненавязчиво намекает на признание сложившегося статус-кво. То есть отдать Новгород, а хорошо бы еще и Псков шведам. На это естественно не могу пойти уже я, поскольку в этом случае беспрерывно заседающий собор сожрет меня с потрохами и будет прав. Единственное чего удалось добиться посольству Рюмина это договоренность о личной встрече с Густавом Адольфом текущим летом. И чтобы иметь на переговорах хоть какие-то козыри надо до той поры добиться максимальных успехов. По той же самой причине король игнорировал мою просьбу отпустить ко мне на помощь мекленбургский полк, так что воевать придется с тем, что под рукой.
К сожалению, под рукой у меня не много. В поход я поведу помимо своего личного регимента и полка московских дворян только стремянных стрельцов и три полка казаков. Всего около шести тысяч человек и одиннадцать пушек нового образца. Это конечно не все силы, а только авангард. Основные силы выйдут парой недель позже под командованием князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского. Основой, правда, тоже будут казаки, но с ними немецкая пехота и новоприборные стрельцы и поместная конница. А еще с ними пойдет осадный парк. По предварительным прикидкам во втором войске будет тысяч семь-восемь. Еще один небольшой отряд отправится на Волгу под командой Василия Бутурлина, его задача занять Астрахань возобновить товарный транзит.
Конечно, решение разделить силы выглядит на первый взгляд не слишком разумным, но выхода другого нет. Отказаться от Астрахани я не могу, торговля и доходы от нее нужны уже вчера. Впрочем, есть надежда что тамошний воевода Хворостинин узнав о печальной судьбе Заруцкого и Марины одумается и сам разберется с местным самозванцем и прочими ворами. Что же касается направления главного удара, то деление тут мнимое. Черкасский поведет основные силы с осадным парком прямиком на Смоленск, а я со своей кавалерией буду кружить вокруг него и бить небольшие отряды литвин и поляков. Для пущей мобильности у меня минимальный обоз. На десять ратников любого звания, полагается один воз с парой лошадей. Возами этими я озаботился отдельно, во время подготовки похода. Крепкие борта должны если не держать пули, то по крайней мере ослаблять их действие, а большие колеса обеспечивать достаточную проходимость. На каждом возу два вооруженных ратника задача которых при тревоге встроить их вкруг, сцепить один с другим и укрыть лошадей. В прочее время на приготовление пищи и охрана лагеря. Государев полк теперь и довеку рейтарский. Командует им Вельяминов. После похода на Коломну в него поверстали большинство жильцов, стряпчих и московских дворян. Однообразно вооружить и обмундировать всех пока не получилось, но большинство из новоприбранных люди не бедные — справятся. Пока же бахтерец вполне сойдет за кирасу или даже трехчетвертной доспех. Всего получилось восемь эскадронов по две роты в каждом. Основу составили рейтары набранные мною еще в Швеции, они же и младшие командиры. Чтобы дворяне не кривили рожу номинальный командир полка я. Отдельно объявлено, что в походе и, в особенности в моем полку, служат без чинов, однако время службы считается и кто прослужит в полку менее двух лет, то пусть о месте воеводы или стольника и не мечтают. Надеюсь за два года хоть чему-то да научатся. С полком фон Гершова поступили точно так же, хотя из-за недостатка ружей удалось сформировать всего три эскадрона. Следующим идут конные стрельцы Анисима Пушкарева. Всего их около тысячи человек, у каждого бердыш, мушкет и сабля. Конному бою их не учат, они ездящая пехота. Тактически они разделены на два батальона, причем первым командует номинальный стрелецкий голова старый окольничий Троекуров, а вторым сам Анисим. На самом деле ни для кого не секрет что всем в полку заправляет Пушкарев. Он же командует и нашей полевой артиллерией. В расчет каждого орудия вместе с ездовыми входит около двадцати человек. Плюс к каждой пушке по два воза огнеприпасов: пороха, ядер и картечи. К сожалению и то и другое каменные. Чугун конечно уже есть, но лить его пока не умеют. Несколько экспериментальных ядер и картечей, сделанных буквально на коленкеВан Дейком не в счет. Сам Рутгер, получивший чин царского розмысла сиречь инженера, пойдет вместе с основной армией. Как не хотелось взять голландца с собой там он нужнее. Его задача обеспечить доставку осадного парка.
Вторая половина моего войска состоит из казаков. Они, как обычно, нанялись готовым отрядом, но на этот раз я постарался придать им хоть какую-то организацию. Казаки поделены на полки и сотни. Их атаманы получили полковые бунчуки и теперь зовутся полковниками, под командой у каждого примерно восемьсот сабель. При казаках в качестве пристава находится Михальский со своим отрядом, который литвин упорно называет хоругвей. Еще одно достойное упоминания подразделение составили мои рынды. Говоря откровенно, сначала я не хотел брать этих царедворцев вовсе. По первоначальной задумке они должны были пойти с Черкасским, на случай если появятся послы от Сигизмунда или еще чего. Как это ни странно в дело вмешалась мать Миши Романова. Инокиня Марфа подкараулила меня в Успенском соборе сразу поле очередного молебна об одолении супостата. Бросившись мне в ноги она при всем честном народе стала молить не допустить умаления рода и не оставлять ее Мишеньку без службы. Сказать ей «уйди старушка, я в печали» не получалось. Собравшийся вокруг народ весьма сочувственно отнесся к слезным просьбам инокини забрать на войну единственного сына. То что на войне от ее чада никакого толку не будет, как вы понимаете, тоже аргументом не являлось. Пришлось почтительно поднять старуху с земли и пообещать что уж сын то Федора Никитича страдающего от ляхов в плену, без службы, а стало быть и чести, не останется. Взять с собой одного рынду, и не взять прочих было решительно не возможно. После безвременной кончины Бориса Салтыкова ссориться с московской аристократией было совершенно не с руки. Так что теперь под моей командой кроме всего прочего девятнадцать человек царских рынд не считая помощников, состоящих в разных чинах от спальников до стольников. С каждым идет от полутора до трех десятков боевых холопов, так что всего их более трех сотен. У каждого из рынд свое наименование, добрую половину из которых я и не помню. Есть рында с саблей, есть с саадаком (отдельно большим и малым), есть с шеломом и так далее. Сам виновник переполоха Миша Романов был, ни много ни мало, рындой с рогатиной.
С Борькой, чтобы ему ни дна ни покрышки, вообще получилось как-то особенно нескладно. Хотя чего господь не сделает все к лучшему. Если бы я не свернул ему шею на дворе у Пушкарева, нас бы на другой день, чего доброго, помирили бы. Потому как следующий день был прощеным воскресением. Покушение на царскую особу дело конечно гиблое, но следом сразу же возникал вопрос, а что собственно мое величество забыло во дворе у стрелецкого полуголовы? Тем паче, что у него гостит незамужняя сестрица царского кравчего и вообще все это довольно странно. Так что официальная версия произошедшего была такая. Помилованный царем московский дворянин напился и пьяным полез участвовать в кулачных боях, где ему последний разум и отбили. Ну, а с безумного какой спрос? А за то что он, желая отомстить царскому любимцу, напал на двор где тот гостит, его господь уже покарал.
И все бы кончилось для Салтыковых хорошо (ну почти), если бы не младший брат Бориса — Михаил. Очевидно, он принимал участие в нападении, но ухитрился уйти с места преступления и, не дожидаясь сыска, сбежал из Москвы в Литву. Когда все это выяснилось, защитникам Салтыковых в думе крыть стало нечем, и все имущество обоих братьев было немедленно конфисковано.
Полученные в результате активы были поделены следующим образом, большая часть царю то есть мне. Примерно четверть досталась Вельяминову. Его кстати давно надо было наградить за заслуги в ополчении, но государь скуповат и черносошные земли своим верным слугам жалует весьма неохотно. Деревню которая в свое время была приданным матери Бориса я отдал Михальскому, несколько успокоив, таким образом, Шерстовых. Анисиму в покрытие расходов достался один из салтыковских дворов и еще кое-какое имущество.
Выйдя из Москвы, я повел свое войско на Калугу, где находились ближайшие к Москве польско-литовские отряды. Князь Черкасский и прочие воеводы предлагали мне не торопиться и идти вместе, дескать, прознает Литва про наше многолюдство так и сами уйдут. Но мне не нужно чтобы они сами ушли, я хочу чтобы они тут и остались. Я полагал что у поляков в Москве соглядатаев ничуть не меньше чем у меня в Смоленске. Так что они должны думать, что войско к походу не готово, все кого я позвал еще не подошли и время у них есть. Именно поэтому я разделил свои силы и рванул вперед с наиболее мобильной частью. Кроме того именно под Калугу я велел идти царевичу Арслану с касимовскими татарами, не заходя в Москву. Сам город сильно разоренный за смуту был, тем не менее, свободен от интервентов. Воеводствовал там Федор Жеребцов двоюродный брат знаменитого Давыда Жеребцова убитого в Калязине Лисовским. Сам Лисовский с небольшим отрядом по некоторым данным тоже был где-то рядом. С тех пор как я свел знакомство с паном Муха-Михальским меня не оставляло желание познакомится еще и с его командиром.