Смоленское направление. Книга 2
Шрифт:
– Ты думаешь, кочевникам было дело до цветущего сада?
– Но ведь красиво же было. Зачем красоту рубить?
– Стой! – Заорал Трюггви. – Телеги в круг!
– Да сколько можно, до города три версты. – Иудей схватился за тюки, удерживая товар от падения. Возок стал круто заворачивать вправо.
– Всем оружаться!
Навстречу скакал датчанин с красным флажком в руке. Это был разведчик, двигавшийся перед караваном в полверсте от головной телеги. В его сумке были три флажка: красный, означавший серьёзную опасность, жёлтый, говоривший о вооружённых путниках, и зелёный. Последний цвет сигнализировал о простых путешественниках.
Полусотня лёгкой конницы Конрада Мазовецкого
Всё оказалось сложнее, чем я думал. Когда Конрад занял полуразрушенный Краков, то первым делом князь стал заботиться о доходах области. А в Величках, рядом с которыми мы проезжали, как раз находились соляные копи, одни из крупнейших в Европе. Отряд, посланный на их охрану, и столкнулся с нами. На краковский престол метил пятнадцатилетний князь Болеслав, прозванный спустя время Стыдливым [63] , но мало обладать правом. После событий под Легницей только Конрад Мазовецкий имел боеспособную дружину, насчитавшую полторы тысячи человек. Выждав удобный момент, а может и по особой договорённости с монголами, он принял бразды правления на себя.
63
В возрасте 13 лет, в 1239 г., Болеслава женили на 5-летней Кунигунде, дочери венгерского короля Белы IV. По официальной версии, Кунигунда воздерживалась от супружеских отношений. Есть версия, что княжна имела нетрадиционную сексуальную ориентацию. Религиозные же убеждения Болеслава не позволяли ему иметь любовниц, так что потомства у него не было. Именно по этой причине Болеслав получил прозвище 'Стыдливый'. Примечание автора.
Впервые за время путешествия, мы столкнулись с реальной угрозой для своей жизни. Если не брать в расчёт богемцев, а воевать они ясно не будут, то выходило шестнадцать против полутора сотен. И противостояли нам не разбойники с большой дороги.
– Гюнтер, по-моему, сейчас твой выход. Если не договоримся, бой будет жаркий. Штауфену в это время застёгивали кирасу.
– Воинот, расчехли моё знамя. Поедешь со мной.
Нюра подала мужу шлем, а сама юркнула в крытый возок, где спустя минуту раздался удивлённый возглас Милки: – Откуда это у тебя?
Возничий Ицхака развязал узел верёки, связывающий две телеги, и с помощью иудеев оттянул возок немного внутрь, давая проезд. Гюнтер с Воинотом поскакали к холму. Пятёрка рыцарей двинулась им навстречу. Если отбросить приличия, то со стороны это выглядело так, словно два породистых пса, вышли обсудить вопросы территории с пятью дворнягами. В трёхстах шагах от нашего гуляй-города, рыцари остановились.
Все детали вероломного нападения пятёрка рыцарей из Куявского княжества обсудила ещё до переговоров. Конрад покрывал и не такие безобразия своих любимцев.
– Иш, купчишек развелось. Охрана солидная, значит, добыча будет славной. Ты, Владислав, постарайся выкинуть что-нибудь этакое …, – Лешко запнулся, не найдя подходящего слова, – чтобы внимание отвлечь.
– Сделаю …, смотрите, хоругвь с собой потащили, второй не боец, полегче будет.
– Да не спешите вы, в перестрел попадём. Коней не жалко?
Куявцы сбавили ход. Парламентёры купцов были в шестидесяти аршинах от них и тоже соблюдали расстояние, на которое может полететь стрела со стороны возков. Спустя полминуты представители сторон встретились.
– Я Гюнтер Штауфен Швабский,
– Лешко, – ответил главный из пятёрки рыцарей, – сокольничий Конрада Мазовецкого князя Кракова.
– Ты, Лешко, преградил дорогу посольскому каравану.
– Может, у посла и грамота соответствующая есть? – Немного с издёвкой спросил рыцарь, находящийся по правую руку от Лешко.
– Уж не тебе ли её показать? Поди, и читать не умеешь?
Воинот чуть не засмеялся. У шибко грамотного рыцаря лошадь была увешена бубенцами, к бармице шишака, тоже были прикручены колокольчики. Чуть-чуть воображения, и вместо встрявшего в разговор можно было вообразить шута с пргремушкой. Каждое его движение сопровождалось звоном.
– Зачем, – рука рыцаря с бубенцами потянулась к мечу, – я другое умею.
– Поединок? – Предложил Гюнтер.
– Нет, вас мало. – Лешко повернул голову налево, незаметно подмигнул, перевёл взгляд на немцев, – никто и не узнает. Бей!
Стопор, фиксирующий забрало шлема Гюнтера, отошёл в сторону, решётка опустилась вниз. Воинот в это время ткнул острием копья со стягом, в голову крайней лошади, до наездника было не дотянуться.
Гюнтер словно ждал, что переговоры закончатся нападением. Не успел Лешко опустить шарик кистеня на голову Штауфена, а Владислав выхватить меч из ножен, как конь швабца подался вперёд, а сам он вмазал латной рукавицей левой руки прямо в лицо сокольничему. Правая же рука обхватила туловище соседа Лешко, а так как жеребец Гюнтера двигался вперёд, то куявец свесился с седла и стал заваливаться набок.
– Воинот, назад!
В этот момент кистень, изменив траекторию удара, опустился на круп лошади, защищённой кольчужной попоной. Почувствовав боль, конь дёрнулся, рванул из всех сил вперёд и лягнул правым задним копытом падавшего соседа Лешко. Подкова чиркнула по спине, выбивая сноп искр, и вроде бы удержавшийся в седле куявец, получив новое поступательное движение, хрюкнул и рухнул на траву. Не давая противнику опомниться, Воинот тоже двинулся вперёд. Но от дротика, пущенного почти в упор, увернуться не смог.
Швабцы мчались в сторону возков во весь опор. Воинот зажимал рану на левой стороне груди, придерживая коленом древко стяга. Гранёный наконечник дротика впритирку прошёл с лепестком плечевого доспеха, пробив кольчугу в месте, где бриганта не защищала тело на какой-то сантиметр. Рана была не столько серьёзная, сколь кровавая. Из куявцев в живых осталось трое: Лешко с разбитым носом, Владислав и ушибленный копытом Седзимир. Ловкого метателя сулиц я застрелил в момент броска. Владелец же на подраненной лошади, сам оказался на линии огня. Добить остальных не получилось. Наши немцы заслонили их, да и дел у нас сразу прибавилось. Полсотни всадников пришли в движение. В сторону возков полетело несколько стрел, иудеи попрятались под телегами, но одной лошадке не повезло. Стрела угодила в шею, и мне пришлось выцеливать стрелков. Датчане стали вкруг, прикрылись щитами. Свиртил остался возле крытого возка, защищая дам.
– Трюггви! Твою …ать, телегу на место! Помоги Снорьке.
Едва швабцы вскочили в гуляй-город, как телега встала на своё место, завершая круг обороны. Воинота положили на траву, сняли доспехи и Пин Янг стал промывать рану. Подстёжка нагрудного щитка была вся в крови.
– Я могу биться, просто перевяжи. – Попросил немец.
– Прижечь надо, – возразил Пин, – ранение неглубокое, но как бы потом жалеть не пришлось.
– Не надо. Заливай йодом и перевязывай. Я дам лекарство.
Противостолбнячная сывротка была вколота, грудь перебинтована, а вскоре, Воинот уже натягивал доспехи, бормоча проклятья в адрес куявцев, прущих на наши телеги.