Смоленское направление. Книга 2

Борисов Алексей Николаевич

Тороп задумался. Смоленский епископ и вправду был необычным человеком. Ему одному, из далёкой Никеи, слали сотни икон и благовония, в храмах появились святые писания в таких количествах, словно тысячи писцов, денно и нощно только и занимались тем, что скрипели перьями, выводя буковки. Освящённые Ермогеном доспехи не пробивала стрела, меч разрубал любое железо. А молчун-звонарь, внезапно заговоривший, да и сотни других случаев…

– Обойдём, а что дальше?

– Битва будет. Но не это главное. На помощьк Генриху спешит Вацлав, король Богемии. Он не успевает к девятому чилсу в Легницу. Надо внушить шестипалому, что единственный для него выход, это атаковать Орду согласно этого плана. – Рысёнок достал ещё одну карту, на которой были нарисованы красные и

синие прямоугольники.

– Как же за седьмицу успеть-то? От Пшемши до Легницы триста вёрст.

– А спешить и не придётся. Мы аккурат восьмого числа возле реки Нисса будем, пять десятков вёрст в день одолеем.

До двух ночи бояре совещались в шатре. Рысёнок поведал, что будет момент, на который Генрих обязательно обратит внимание. Вроде, как камень из кладки церкви Богородицы, вылетит под ноги проходящего войска. А уж после этого случия, сомнений у короля остаться не должно.

– А как я обратно выберусь? – Уже перед сном поинтересовался Тороп.

– Вижу только два способа, но оба слишком рискованные. Из под Легницы, я без тебя не уйду. Потребуется, город на копьё возьму. Верь мне, вытащу тебя. И ещё, правдивость твоих слов проверить захотят, истязать будут. Вот снадобье, боль уталяющее. – Рысёнок достал свёрток с таблетками и передал Торопу. – День продержишься, а дальше …, упрашивай Господа, молись.

К вечеру четвёртого апреля, русский обоз встретил разъезд кочевников. Передав Байдару продовольствие и тайный знак, полученный от Ярослава, Рысёнок поинтересовался дальнейшей судьбой похода.

– Вовремя ты явился русс, да только поздно уже. Вчера гонец от Бату прибыл, семь дней нам на Легницу дано. Это время под моей рукой будешь, славой себя покроешь, а дальше, к себе поскачешь.

– Седьмицу так седьмицу. – Рысёнок пожал плечами. – Место в войске обозначить бы.

– Мне доложили, что хилая рать у тебя. Вооружены плохо, доспехов практически нет. Так ли это?

– Так. Сотня дружины, остальные обозники. Что приказали, то и выполнил. – Слукавил воевода.

– То да. Договаривались на обоз. Только за спинами вам сидеть не придётся. У меня воюют все. Постой …, ты сказал сотня, что, две потерял пока шёл? – Байдар привстал с войлока, пытаясь заглянуть в глаза Рысёнку.

– Я не у себя дома, а в походе. И ты мне не князь, дабы спрос с меня иметь.

– Да ну?

– У себя в степи будешь нукать, – боярин расстегнул сумку и выставил напоказ, прямо перед самым носом Байдара серебряную пайзу, – ты такой же тысяцкий, как и я.

Байдар прикусил губу. Большая пайза Угедея [62] , штампик поставленный стальной печатью он разглядел хорошо. Рысёнок был вправе подчиняться только приказам Орду.

– Мы идём на Легницу, с восходом выступаем. Твои …, идут за нами. Не проспи, тысяцкий. – Байдар криво улыбнулся.

62

Для ханов, князей и воевод, делали большие, круглые пайзы. На них изображали тигровую голову и имя того человека, которому они выданы, записывая её в реестр. В течение времени, пока они состояли в должности, пайза находилась у них на руках, а после отставки они возвращали ее обратно. На описанный момент, было в обычае, что каждый после отставки считал пайзу своей собственностью. Для средних воевод устанавливалась пайза поменьше той, с особым узором, и на ней писалось имя таких лиц по упомянутому правилу. 

Рысёнок вышел из походной юрты с одним желанием: – помыться в бане. Словно на клубке змей посидел и, казалось, что несколько тварей заползли под кольчугу, прячутся в сапогах, а самая мерзкая проникла под шапку и желает вползти в ухо. Общего языка с монголом боярин не нашёл.

Шестого апреля, русско-монгольская рать уже двигалась вместе. Шли не колонной, как привык Рысёнок, а веером. Поучиться было чему. Отданный приказ не переспрашивался, не уточнялся, а только исполнялся. Если при выполнении распоряжения

проявлена смекалка, и всё сделано в срок, то сразу награда. А если инициатива только ухудшила существующее положение, то моментальная смерть, и хорошо, если только провинившигося. На глазах боярина казнили сразу трёх из десятка степняков, что проморгали силезких разведчиков. В принципе, действия десятника можно было понять. Хотел взять живыми противника, дабы допросить. Но, вышло так, что два разведчика, перейдя по только им, известному броду, сумели расстрелять из луков, плывущих через речку монгол. Десятника, за преступную инициативу, лишили жизни показательно и жестоко, сломав спину. А оставшихся, за то, что не смогли отговорить командира, просто придушили. У Рысёнка сложилось впечатление, что казнь продемонстрировали специально для него.

Понравилась и система передачи приказов, флажками. С этим боярин уже был знаком, когда листал картинки у Лексея в крепости, сам ею пользовался, но не ожидал увидеть у монгол. Сотники, переодически подавали команды, перестраивая свои войска, когда им взбредёт в голову, отрабатывая чёткость в выполнении, а завидев команду тысяцкого, подчинялись и дублировали приказ.

– Сколько идут – столько и тренируются, – отметил про себя Рысёнок.

Пять с половиной тысяч кочевников, при поддержке тысячи руссов, утром восьмого чилса были в восьми верстах от Легницы. Лагерь расположился на большой равнине, возле реки, с густым лесом, закрывающий частично правый фланг и тыл. Слева, вязкое болото с полузатопленными землянками, не то рудокопов, не то ещё кого-нибудь. Русским как раз отвели место рядом с болотом, где у подножья небольшого холма било три ключа, чему Рысёнок только обрадывался. Всё сходилось точно по его плану, даже расположение тысяч. Покидая совещание, воевода через каждый шаг молил бога за здоровье Ермогена, предвидевшего весь ход кампании.

За болотцем раскинулся берёзовый лес, прорастающий чуть ли не до города, изобилующий полянками и ручьями. С одной из таких полянок и выехали две сотни, отправленные сопровождать Торопа. Осторожно, стараясь не издавать лишнего шума, всадники переместились на равнину и, двигаясь по краю леса, вышли к своим.

– Воевода! Тороповские сотни тут. – Сообщил дежурный десятник.

– Сотников ко мне, землянки разобрали?

– Так это …, не знаю, – дежурный замялся, – сейчас узнаю.

Десятника как ветром сдуло. За день до этого, Рысёнок собрал всех командиров, где рассказал о системе наказаний, принятой в монгольской армии. А так как в наличии принцип единоначалия, то и кара за проступки, что в русском, что в монгольском войске становится одинаковой. Но больше всего, боярину захотелось утереть нос заносчивому Байдару. И первая возможность появилась при постановке лагеря.

Русскую тысячу умышленно выдвинули вперёд. Если что, первый удар ляжет именно на неё, так размышлял Байдар, советуя Орду. Не знал он, что к девятому числу, монгольской коннице придётся выдвигаться вперёд, оставляя союзников почти в тылу. И вместо планируемой осады, будет сражение.

От обоза остались одни телеги. Уцелело штук пятьдесят, самых крепких. В основном тех, что были взяты ещё в Смоленске. Ими закрыли фронт и тыл. В лесу нарубили берёзок, толщиной с ногу человека и стали вязать ежи, закрыв правый фланг и частично левый, где болото можно было обойти. В этот момент и вызвали Рысёнка на новый совет, где боярин узнал последние данные разведки, удивившись лишь, что про богемский отряд Вацлава, монголы ни сном, ни духом.

– У меня немного другие свединия. Король Вацлав с пятью тысячами в двух переходах от Легницы.

– Ты кое-что не знаешь. – Орду покачал головой из стороны в сторону, как китайская игрушка. – Вацлав не дойдёт до города. Но то, что ты поделился своими знаниями, заслуживает особого внимания.

– Так понимаю, что союзники помогают друг другу, а значит и тайн быть не должно. – Рысёнок выдержал паузу. – Нас завтра атакуют.

– Кхе, кххе! – Байдар подавился кумысом. – Их всего пять тысяч. Генрих, в детстве, с лошади вниз головой не падал?