Смоленское направление. Книга 2
Шрифт:
Мальчишки метнулись в палатку, разбудили Снорьку, получили заслуженного леща и вскоре всё стихло.
Непутёвых беглецов я разбудил раньше всех. Невыспывшиеся берестяне зло поглядывали друг на дружку, расчищая дорогу от поляны к реке с помощью двуручной пилы и топора. Нюра колдовала над огромной сковородой, готовя омлет из двадцати яиц, не забывая проверять готовность каши. Гюнтер отсыпался, а Свиртил ласково поглаживал по голове литвинку, смотря на шипящий в снегу горшок.
– Ой! Горячо. – Запищала Милка.
Культя ноги погрузилась в остывающий воск. Необходимо было сделать макет изувеченной части тела, дабы потом, подобрать
– Терпи. Без этого никак – утешал я девушку.
Когда отпечаток был готов, мне оставалось только передать его в центр реабилитации. Спустя две недели Борис Борисович отправил посылку из Москвы, в которой лежало чудо технологий моего времени. Милка впервые, за пять лет смогла подпрыгнуть.
Из Берестья мы двинулись в сторону Люблина. На Буге начался ледоход буквально за нами следом. Дорога раскисла, так что, двадцать пять вёрст в день считалось хорошей скоростью. Ещё неделя пути и сани нужно будет менять на телеги. С нашим транспортом проблем не было, снять полозья и вставить оси с колёсами в специальныне отверстия, дело нескольких часов, а вот богемцам придётся покупать новый транспорт. Зато теперь у нас была своя маленькая пекарня на колёсах. Милка выпекала потрясающе вкусные булочки и хрустящие корочкой хлебцы, в виде кирпичиков. Полевая кухня вызвала удивлённые взгляды всего каравана, и лишь Пин Янг, уже знакомый с подобным предметом, ловко отвинтив зажимы крышки термоса, посмотрел внутрь, где-то постукал и с довольным видом, с высока поглядывал на глазеющих купцов.
С каждым днём становилось теплее, а нам всё чаще стали встречаться по дороге вереницы голодных людей, спешащих на восток, подальше от войны, где строилась новоя столица Галицко-Волынского княжества Холм. Нюра иногда подкармливала, втихаря от Гюнтера, детей, но всем помочь была не в силах. Во время полуденной остановки какая-то женщина всучила Пахомовне годовалого ребёнка и попыталась убежать. Как выяснилось, из-за голода у молодой матери пропало молоко. Младенец погибал. Несчастная попыталась договориться с Ицхаком, но тот прогнал её, чуть не ударив палкой. И тут, она увидела в караване женщин. Это был последний шанс.
Не успев дослушать рассказ бедолаги до конца, Нюра вскочила на лошадь и помчалась по дороге, догоняя беженцев, прошедших возле нас полчаса назад. За тележкой переселенцев плелись привязанные козы, и девушка это запомнила. Воинот припустил за ней, боясь оставлять госпожу одной. Ничего не понявший Гюнтер держал в руках младенца, оставленного женой, хлопая глазами.
– Ты куда? – Промолвил Штауфен.
– Я скоро! Быстро нагнав беженцев, Пахомовна перегородила им дорогу.
– Кто хозяин козы?
Люди молчали. За нарядно одетой девушкой приближался воин, в полном доспехе и ничего хорошего это не сулило.
– Мои козы. – Беженец выпустил оглобли тележки из рук, поклонился и, не поднимая головы, добавил: – Госпожа, не отнимайте. У нас больше ничего нет.
– Тут гривна! – Нюра достала из кошеля серебряный прутик и бросила к ногам мужичка. – Ты сможешь купить корову-трёхлетку. Козу я забираю.
Из чего я сделал соску, через которую кормили малыша, лучше не говорить. Другого подходящего материала под рукой не было. Шло восемнадцатое марта, и где-то под Хмельником, сандомирский кастелян Якуб Ратиборович пытался перегородить путь на Краков летучему отряду Кайду.
В это время, через разрушенный монголами
– Смотри боярин, не опаздай к намеченному сроку. Лют союзник наш. Не выполнил наказ – смерть. Никто не поможет, никто не будет слушать объяснений, никто не посмотрит что родовит. Может, так и надо воевать?
Тогда Рысёнок поговорил с князем по-душам. Велики были заслуги его рода перед Русской землёй. Помнил это Ярослав, потому сам и провожал боярина, отдав ему всех свободных лошадей, снабдив опытными проводниками. Девять сотен душ сопровождали продовольственный обоз. Со смолянами получалось ровно тысяча двести человек.
За дни перехода Тороп изменился. Пропала спесь и высокомерие, необдуманные слова больше не вырывались из уст, исчезло лизоблюдство и желание угодить начальству. Тороп становился мужчиной. Однажды вечером, на стоянке в шатре, боярин поведал Рысёнку, как извёл Савелия.
– С той поры камень неподъёмный на моей душе висит. В церковь ходил, исповедовался. Не помогло. Постриг хочу принять, дай Бог, отмолю грех.
– Грех и по-другому отмолить можно. Отчизне службу снести, кровью своей отмыть. – Давал совет Рысёнок. Как-никак, а с отцом Торопа, они сражались вместе, плечом к плечу.
– Не хватит руды моей. Подло я поступил.
После той ночи, Рысёнок стал доверять Торопу ответственные задания. И тот его не подводил. В Берестье, боярин за один день сумел договориться с местным князем и пополнил обоз необходимым сеном. Следуя в авангарде, умудрялся подготовить ночную стоянку и обеспечить охрану. Казалось, что Тороп практически не спит, проверяет караулы и всегда первым оказывается в нужных местах. О лучшем заместителе, Рысёнок мог и не мечтать.
Город пришлось обойти. Сотни незахороненных трупов, сваленных в ров перед сгоревшими городскими стенами, после растаявшего снега собрали возле себя всех падальщиков из окрестных лесов. Стая ворон кружила над братской могилой, периодически приземляясь, присоединяясь к пиршеству и, вскоре вновь взмывалась в небо, наполняя пространство режущим слух криком и хлопаньем крыльев. Стоял жуткий смрад.
В двух верстах от разрушенной столицы Сандомирского княжества русская рать впервые, за три дня встретила местных жителей. Чудом уцелевший священник собрал возле себя три десятка детей, оборудовал несколько землянок и пытался сделать запруду на Висле, в том месте, где находился старый брод. Получалось плохо, вбитые в дно колья с самодельными сетями, из переплетённых веток, разлившияся река сносила течением.
– Отец Юзеф! Бегите, они снова пришли! – Закричал мальчишка на берегу, предупреждая стоящего по пояс в ледяной воде мужчину.
Священник приподнял голову, посмотрел на кричащего мальчика, затем обернулся в сторону другого берега.
– Господь, смилуйся, сохрани нас. Если не меня, то хотя бы убереги детей малых. – Прошептал Юзеф.
Бежать было поздно. Тройка всадников уже подошла к броду, и расстояние, разделявшее их, не превышало двадцати аршин. Лошадь нагонит его ещё до того, когда он выйдет из реки.