Смоленское направление
Шрифт:
На пороге стояла Марфа с новорождённым и двое детей Новгородца, о том, что ладья пришвартовалась и разгружается, домашние уже знали. Девятилетний сорванец, ошивающийся у причалов, бежал со всех ног, принеся радостную весть.
– Батька вернулся, батька! – Илья не вытерпел и бросился к отцу. Тут же на шее повисла Нюра.
– Ой, пустите, задушите. – Из глаз Пахома потекли слёзы, вот оно, отцовское счастье.
За воротами заржала лошадь, телега с подарками, наконец-то поспела за купцом. Подхватив детей обеими руками, Ильич подошёл к жене, Марфа улыбалась, показывая маленький сопящий свёрток.
– Тише, разбудите сыночка. – Попыталась предупредить домашних Марфа. Ребёнок
После обеда семейство Пахома Ильича разбирало подарки, попутно слушая рассказы о приключениях. Новгородец первый раз в жизни рассказывал чистую правду о торговом походе. Сочинять сказки не имело смысла, последний месяц был настолько богат событиями, что посторонний слушатель наверно бы усомнился, а многие бы его поддержали. Да вот только никто из усомнившихся не имел механической штуки, способной сшивать ткани, коричневых плиток шоколада и замечательной фуражки с белым чехлом.
– Вот, что мои дорогие, нам с мамкой поговорить ещё надо, а вы дуйте к себе. – Обратился Пахом к детям.
Приказчики Пахома Ильича: – Ефрем и Иван перегружали товар, нанятая телега везла бочки с дёгтем к покупателю, цена и количество были заранее оговорены, ещё перед отплытием Новгородца. Лошадки, взятые на саблю, покорно плелись за следующим транспортным средством. Вопреки всем ожиданиям приказчиков львиная доля груза должна была быть отправлена не в лавку, где уже и торговать было нечем, а домой к хозяину. Увесистые тюки из незнакомого материала, похожего на жёсткую парусину, были наглухо зашиты. Странные сундуки, сколочены из досок с большими щелями, пестрели непонятными рисунками.
– Смотри, Ваня, наверно мастер их делающий был зело пьян. – Поделился наблюдениями Ефрем со своим другом относительно ящиков.
Иван, помня наказ Ильича перевозить сундуки строго вертикально, сунул в отверстие ящика руку и вытянул длинную древесную упаковочную стружку. Покрутив её в руках, засунул себе в ноздрю и показал Ефрему. На громкий смех стали оборачиваться окружающие, вскоре люди, находившиеся у причала, катались по земле, держась за животы. Работа пошла веселее, кормчий следил за выгрузкой судна, показывая очерёдность груза который можно забирать. Вскоре ладья опустела, гребцы должны были перевезти судно к корабельному сараю, чтобы завтра осмотреть днище и сделать нужный ремонт. Отплытие планировалось через пятнадцать дней.
Рано утром, не выспавшийся, но очень довольный Пахом отправился на торг, в свою лавку. Дом Ильича стоял в Славенском конце, до рынка – рукой подать. По дороге Новгородец обдумывал слова, сказанные Лексеем, когда они разговаривали в палатке, перед отплытием.
– Судьба Пахом Ильич, очень интересная штука. Вот сейчас мы собираемся воевать с татарами, иначе нельзя. Чем больнее мы укусим их здесь, тем легче будет Александру принять тяжкое решение о союзе с ними. Дружат только с сильными, слабых порабощают. Рассказывать это тебе Александру или нет, не знаю, сам решай. Даниил Галицкий примет сторону католиков, сто лет не пройдёт, как его княжество рухнет. Кто из них прав, кто нет, надо ещё разобраться, ясно одно – чем меньше русских падёт в этой войне, тем лучше.
То, что князя нет в городе, Ильич узнал ещё на пристани, когда зашитое в мешок тело Генриха отправляли на ледник. Так что, после инспекции лавки, Новгородец думал навестить посадника, повод для этого был. Нападение на купцов не приветствовалось ни в самом Новгороде, не в Ордене. Тело для погребения, скорее всего, заберут, а вот имущество разбойника, Пахом с удовольствием продаст.
– С возвращением Пахом Ильич, как расторговался? Что-то товара не видать у тебя. – Купец соседней лавки вежливо раскланялся, крутя спрятанной за спиной левой рукой дулю. Этому жесту завистливый сосед научился совсем недавно, у франков, когда был там по торговым делам. Невдомёк ему было, что в соседней стране данный жест издевательства применяют уличные проститутки.
– Скоро увидишь, Григорий Фёдорович. – Пахом хотел плюнуть, да во рту пересохло, с тем и расстались соседи.
Через пару минут Ефрем привёз зеркала. Самое большое, аршин с хвостиком высотой с помощью досок и гвоздей от ящика примостили на стене.
– Двенадцать с половиной фунтов золота за него. – Ильич указал пальцем на свое отображение.
– Пахом Ильич, а кто ж купит то? – Иван, стоявший рядом у стойки, не понял, за что столько золота. За хозяина или за огромнейшее стекло.
– У кого гривен куры не клюют, тот и купит. На зеркалах сзади вес указан, да вы неучи всё равно не поймёте. Записывайте на бересте, пока я добрый, учить Вас буду. – Ильич подошёл к ящику, достал из кителя блокнот, на котором были записаны арабские цифры с переводом на старославянские буквы.
– Золотом брать с схизматиков, с православных можно мягкой рухлядью. – Ликбез устроенный Пахомом прервался через полчаса, пришёл первый посетитель.
Наученный горьким опытом торговли в Смоленске, Новгородец отправил в Софийский храм гонца, с целью привлечь любого монаха подежурить в лавке. Причиной прихода священнослужителя называлось дорогое пожертвование, привезённое от греков.
– Бесовство, чур, меня! – Закричал священник, неистово крестясь, видя своё отображение.
– Сам Патриарх Никейский Герман II, освятил это зеркало, пошто напраслину возводишь? – Пахом Ильич был грозен, фунт ладана, лежащий в мешочке, перевешивал любые слова церковника.
– Бе…, сам Патриарх? – Священнослужитель, услышав грозное имя, немного смутился.
– Мне нужен священник, который будет находиться в моей лавке, покуда идёт торг. А вот это – дар нашему Храму. – Пахом протянул небольшой мешочек.
Общий язык был найден, по накатанной схеме, Рафаил, так звали священника, согласился находиться в лавке, после разрешения своего руководства. Вооружившись кружкой для пожертвований, он сидел в углу на ящике, подложив под себя овчинную шкуру.
Пока Ильич ходил к посаднику, по пути заглянув к кузнецам в лавке с зеркалом было столпотворение. В соседней лавке, Григорий Фёдорович за день похудел на пару килограмм, от злости и зависти. К нему то же заглядывали в лавку, крутились в ней, что то осматривали, но не найдя искомого предмета уходили. Не повезло и сбитенщикам, Пахом Ильич чётко просчитал возможный ажиотаж, поставив своих продавцов пирожков и сбитня возле лотка лавки. Нанятый за еду пострелёнок, который извещал семью купца о прибытии, носился по торгу, рассказывая о возможности поглазеть на себя самого.
То, что стоимость зеркала превышала цену полностью снаряжённого корабля для дальнего плаванья, новгородцев не смущала. Самыми массовыми посетителями были женщины, к дому Пахома стали прибывать посыльные от многих состоятельных людей города с предложением отобедать, а заодно и нанести ответный визит. Хитрый маркетинговый ход – принёс результат, клиентура для Нюры была создана.
Во двор Посадника Михалко Степановича, Ильича пустили не сразу, пришлось немного обождать у ворот. Аудиенция заняла не более пятнадцати минут, Пахом рассказал о нападении на ладью рыцарем Генрихом, сообщил, что тело в леднике у причалов, свидетели вся команда, а доспех нападавшего у него дома. Посадник поинтересовался как дела, что нового в Смоленске и выпроводил Ильича, сославшись на неотложные дела.