Смоленское направление
Шрифт:
Сотник развернулся на звук, одновременно вытаскивая свой меч. Батасухэ стоял в трёх шагах с обнажённой саблей.
– Не знаю, будет ли прощенье моему роду, за то, что я и мой отец пришли на свою Родину, подобно стае волков в попытке оторвать кусок пожирнее. Рысёнок предложил отправиться в монастырь, замаливать сей грех, возможно, так и надо поступить. Но не сейчас, пока я воин, буду выпрашивать прощенье у своей земли с мечом в руке. Прощай Савелий. Спасибо за отцовскую саблю. – Батасухе приподнял клинок к уровню глаз, затем вздёрнул руку к небу и прокричал боевой клич: – Урргах!
Рязанец отсалютовал своим мечом, вложил его в ножны, снял перевязь и бросил оружие в снег. Из кустов тут же выкатились сани, которыми управлял Ратибор. Два трупа были завёрнуты в свежие коровьи шкуры. Норжон, со стрелой в шее был переодет в одежду Батасухэ. Второй труп принадлежал скончавшемуся от ран литвину, героически прикрвшего своим телом Ермогена, во время битвы у Долгомостья, заранее облачённый в одежды Савелия. Голова у него уже была отсечена. Оставив лошадок трое воинов сели на сани и укатили в сторону леса, где их уже поджидал Васька Щука.
Стая волков выскочила на западную часть опушки. Самка остановилась, за ней замерла вся стая. В ноздри ударил сладковатый запах свежей крови и мяса, погоня приближалась, но волки не ели уже несколько дней, а тут, совсем рядом, и так много. Два тела обмазанные жиром были растерзаны в клочья. Опознать их можно было лишь по отдельным фрагментам одежды, да по оружию, которое валялось рядом. Как только работа волков была выполнена, короткие арбалетные стрелы вонзились в бока серых чудовищ.
Андрейка, находившийся рядом, натянул лук. Самка волков, видя, как погибает её стая, чудом увернулась от коротких деревяшек, несущих железную смерть на конце. Впереди стоял заклятый враг её стаи – человек.
– Один на один. – Возможно, прорычала волчица и бросилась вперёд.
Стрела пробило грудь, но жизненных сил ещё хватило на один укус. Лук хрустнул под мощными зубами, не выдержал и развалился. Когти правой лапы волчицы успели прочертить кровавые бороздки на лице лучника. Это последнее, что успела сделать волчица в своей жизни, прижимаясь всем своим телом к падающему на снег Андрейки.
Тороп нахлёстывал лошадку, стремясь поскорее приблизиться к тому месту, где должно было лежать тело Савелия. Куча побитых волков, залитый кровью снег и два изуродованных тела – всё, что можно было обозреть на полянке. Егорка, командывавший горожанами, учавствующих в загоне протрубил в рог, возвестив о несчастном случае. Бояре стали съезжаться на звук, некоторых от увиденного – вытошнило, и тут раздался стон. Андрейка выбирался из кустов, таща за собой убитую волчицу. Лицо залито кровью, шапка потеряна.
– Что тут призошло? – Заверещал Тороп.
– Тать вон тот, назвал себя Батасухэ, сыном Шоно, которого Меркурьевец убил у ворот. Так вот, сказал и выхватил меч, а тут как раз волки напали. – Андрейка бросил волчицу на снег и вытер кровь с лица.
– Дальше, дальше что было? – Заволновались бояре.
– В общем, он ему голову снёс, а я его из лука в шею, а потом волки, вот. – Холоп продемонстрировал огрызок своего лука.
– Ммда… поохотились. – Высказался за всех один из бояр.
Растерзанные куски погрузили на санки и повезли в город. Горожане, встречая скорбный поезд, узнавая о случившимся плакали. Вскоре возле церуи собралось несколько тысяч людей. Ермоген вышел на площадь и склонился над санками. К нему подбежал Герасим, упал на колени, показал рукой на труп в одежде Савелия.
– Поплачь сын мой, поплачь. Не уберегли мы защитника нашего. – Ермоген погладил рукой звоноря по голове и перекрестил.
– Как же так, отче? – Взвыл Герасим.
– Да вот так…. – Иерей остолбенел. Немой заговорил.
– Чудо! Наш епископ сотворил чудо! – Заорал во весь голос Егорка.
– Слава Иисусу! Слава епископу Ермогену! – Закричали с разных концов толпы.
Хиротония возведения в сан епископа Ермогена осуществилась де-факто. Уверовши в силу исцеления епископа, к нему хлынули люди. Если бы не сани, то, наверное, задавили бы. Священник стал крестить людей, к некоторым прикладывал руку, давал поцеловать крест. Многие потом утверждали, что излечились от недугов, дедок с рогулькой стал вдуг свободно ходить на двух ногах, некоторые женщины сумели забеременеть, а один из мужичков вдруг потрогал низ живота и заулыбался. Вечером следующего дня к Ермогену подошёл пономарь Печорского монастыря.
– Видение во сне мне было. Сегодня в ночь, у Молоховских ворот, явится нам наш Меркурьевец. – Пономарь склонил голову, ожидая, что скажет епископ.
– Будь рядом, собери всех, мне надо возблагодарить Господа. – Священник подошёл к иконе, опустился на колени и стал молиться, отбивая поклоны.
Плотный туман стоял за стеной, такое состояние погоды, вообще несовместимо с морозом, но зрители, ни сколько не сомневались в Божественном участии.
– Смотрите! Смотрите! – Вдруг закричал караульный на башне.
На фоне тумана показался всадник, держащий голову на ладони левой руки, от которой шло сферическое свечение.
– Это он, из видения. – Прошептал пономарь Георгий.
Дым стало уносить поднявшимся ветром, но изображение от выключенного проектора никуда не делось. Я протёр глаза, не может быть. Всадник оставался на месте.
– Галлюцинация. – Пронеслось в моей голове.
Зажмурившись на несколько секунд, с опаской приоткрыл глаза. Изображение исчезло. Шло двадцать четвёртое ноября.
Тело для похорон облачили в стальные доспехи. Смоляне шли проститься с воином Меркурием, который навеки останется в памяти поколений, как человек, сумевший сплотить смолян и поставить железный щит на пути непобедимых завоевателей.
Глава 22.
Эпилог.
В конце февраля лёд на реке треснул, прошло ещё несколько тёплых деньков, и начался ледоход. Куски белого льда проносились возле крепости, иногда выскакивая на берег, где они замирали, пока другой, более массивный собрат не сталкивал их обратно в воду.
– Масленица завтра. Слышишь Лексей, весна идёт. – Пахом Ильич аж подпрыгнул, наблюдая за движение льда по реке.
– Слышу Пахом Ильич, пошли чучело из соломы делать. – Мы стали подниматься вверх по пригорку, где были распахнуты ворота.
Новгородская команда уже заканчивала устанавливать качели. Девочки, перебравшиеся из Смоленска в крепость, после истории с охотой вместе с Еленой, шумно хихикали в сторонке, кутая миловидные личики в яркие платки. Остановившись, я посмотрел на них, а ведь всё, что тут делается, это именно для них – для детей. Стало чуточку грустно, пройдёт совсем немного времени, и мы больше никогда не увидимся. Мне впервые захотелось остаться здесь, в этом времени.