Смотрите, смотрите внимательно, о волки!
Шрифт:
Высшие чинодралы — отражение народа, вернее, быдла: если они слушают «Охоту», наслаждаются, значит им это впиарили по самые «не балуйся».
Итак, что же это за внешняя сила, которая впиарила марионеткам преклонение перед «Охотой»?
«Охота на волков» написана в 1968-м. Четвёртый год, как сместили откровенного сатаниста Хрущёва, при котором, напомню, внезапно стали истреблять соколов, как никогда изощрялись в убийствах волков, распыляли над лесами яды и устраивали экологическую катастрофу всеми возможными способами — одна экологически преступная целина чего стоит. В 1964-м Брежнев сатаниста скинул и шаг за шагом стал запрещать охоту, в самом конце правления даже
Их этой детали, вообще говоря, следует, что у одного Брежнева из всех этих Горбачёвых-Эльциных просматривались хоть какие-то личностные качества. Кстати, только Брежнев укоротил ложь на Сталина. Нет, не отменил, а так, чуть-чуть укоротил. Не подумайте, до Сталина Брежневу как до неба, но из карликов он самый рослый, а, может, и не карлик даже. Просто малоразвитый.
Итак, после того, как прекратили обвал экологической катастрофы, внутренняя жидва оказалась на полуголодном пайке. Гадить приходилось меньше на других, больше под себя. Выход на самореализацию только один — начать гробить Россию на уровне более высоком, чем то способен сообразить Брежнев со товарищи, — и поставить тому заслон. Тут и подворачивается «красная шапочка» Высоцкого.
Кстати, ни в брежневский, ни в демократический периоды не нашлось ни одного пишущего или «ответственного товарища», который бы сообразил, что «Охота на волков» — прелюдия к геноциду русского и других российских народов в наше время. Из этой «слепоты» следует, что «Охота на волков» — диверсия уровня главраввината. Уровень, недоступный простым исполнителям, пусть по должности он хоть президент. Что до соколов, то бить их Брежнев запретил, возможно, не от понимания, что это элемент Ворги, которая одна может дать русским освобождение, а всего лишь потому, что соколов и прочих, истребляемых цивилизаторами животных, Брежневу стало просто жалко.
На наших глазах не русские, а эти «большие люди», которые «в день по пять звонков», и устроили нам Перестройку. В 68-м и далее им было плохо — они задыхались без сатаниста. Они хотели Перестройки, продолжения оттепели, проституток и наркотиков — и, как только взяли власть, опять на нас обрушили истребление священных животных.
Всех их и вскормил фальшивый волк Высоцкого.
Есть и третья деталь — очень важная. В приведённой песне Высоцкий упоминает срок: «три года». То есть получается, что тот невидимый, который диктует вкусы марионеткам, заметил «Охоту на волков» практически немедленно по её первому исполнению. Отследили и донесли. Но, может, её Высоцкому и заказали. В конце концов, Высоцкий точный соплеменник Солженицына. Та самая среда, в которой еврейские общины вдоль пути «из варяг в греки» выращивали христиан.
Тут жизнь опять подводит нас к мысли о том, что существует некая контролирующая организация — надгосударственная. Дело не в одном Высоцком: вспомним четыре трупа из четырёх, вспомним, что Аркадий Стругацкий не сообщил никому в Союзе писателей о появлении «Весьёгонской волчицы», священного писания русских, вспомним тотальную цензуру в нынешних СМИ, вспомним полное отсутствие в них даже упоминаний об исконном русском ведении.
А ещё мне вспоминается поразительно высокий уровень страха, который владел Высоцким, — о силе его страха мы можем судить по его стихам. Незадолго до смерти Высоцкий написал продолжение «Охоты на волков». Там волки все до одного, как у христианина Айтматова, законченные трусы, страх — их единственное чувство. Чемпионы страха. Чего Высоцкий так боялся? Ведь защита у него полная, «ответственные товарищи» перед ним в струнку, «марш деградантов» утонуть не даст ни при каких обстоятельствах — ни в России, ни во Франции. Совесть, как мы знаем, в Высоцком не взыграла до самого конца.
Высоцкий как всякий профессионал — а любой студент Литинститута или актёрского факультета знает причину — не мог не понимать, что означает его сверхпопулярность. Означать она могла только одно: написал он не просто отстой, а именно гимн сатанизму, марш деградантов.
Так что источников появления столь сильного страха два: или Высоцкий начал подумывать о том, чтобы покаяться, но его «пятая колонна» запугала, или он трясся от понимания, что «Охота на волков» — суть приговор о лишении его вечности.
И всё это не считая того, что расплачивался он общением с себе подобными.
Сердце не выдержало у Высоцкого в 42 года. А что это означает? Страх и ужас — знаем. Перед Судом? Высоцкий накачивался алкоголем, пьют так, как пил Высоцкий, между прочим, от страха — от разобщённости со стихиями красоты Девы.
Реальный портрет Высоцкого вселяет оптимизм. Уж если Высоцкий, игравший суперменов, на самом деле весь в корчах страха и ужаса, то как же на самом деле корчит душу ему подобным?! Разным там Горбачёвым-Эльциным? И прочим демократам с правоборцами?
Стругацкие
Моё поколение сажали «на иглу» Солженицына, Высоцкого и Стругацких. Первые два — лжецы. Посмотрим, что за звери такие Стругацкие?
Русские называют братьев Стругацких «двумя раввинами» — может быть, во-первых, потому, что оба они евреи, а, может быть, потому, что дурилку эти братики нам засаживают на таком глубоком уровне, что среднему человеку и не распознать. Вот текст, посмотрите, не обвирают ли они Деву? Может, как ещё порочат?
Итак, Стругацкие, «Парень из преисподней».
«Но, в общем, мне моя конурка нравится. Я здесь отдыхаю душой, а то в других комнатах, как в чистом поле, всё насквозь простреливается. Правда, нравится она здесь только мне. Корней посмотрел, ничего не сказал, но, по-моему, он остался недоволен. Да это ещё полбеды. Хотите верьте, хотите нет, но эта моя комната сама себе не нравится. Или самому дому. Или, змеиное молоко, той невидимой силе, которая всем здесь управляет. Чуть отвлечёшься, глядь, — стула нет. Или лампы под потолком. Или железный ящик в такую нишу превратится, в которой они свои микрокниги держат.
Вот и сейчас. Смотрю — нет тумбочки. То есть тумбочка есть, но не моя тумбочка, не Гепарда, да и не тумбочка вовсе. Шут знает что — какое-то полупрозрачное сооружение. Слава богу, хоть сигареты в нём остались, как были. Родимые мои, самодельные. Ну, сел я на мой любимый стул, закурил сигаретку и это самое сооружение изничтожил. Честно скажу — с удовольствием. А тумбочку вернул на место. И даже номер вспомнил: 064. Не знаю уж, что этот номер значит.
Ну, сижу я, курю, смотрю на свою тумбочку. На душе стало спокойнее, в комнате моей приятный сумрак, окно узкое, отстреливаться из него хорошо в случае чего. Было бы чем. И стал я думать: что бы мне на тумбочку положить? Думал-думал и надумал. Снял я с шеи медальон, открыл крышечку и вынул портрет её высочества. Обрастил я его рамкой, как сумел, пристроил посередине, закурил новую сигаретку, сижу и смотрю на прекрасное лицо Девы Тысячи Сердец. Все мы, Бойцовые Коты, до самой нашей смерти её рыцари и защитники. Всё, что есть в нас хорошего, принадлежит ей. Нежность наша, доброта наша, жалость наша — всё это у нас от неё, для неё и во имя её.