Смотрите, смотрите внимательно, о волки!
Шрифт:
Дескать, самые ценные мысли цензура вырезает.
Тотально.
Тоталитарный, дескать, режим.
Система, дескать, плохая, а вот они сами — гении.
Но вот пришла Перестройка, и был период в несколько лет, когда публиковали всё подряд — потому что народ скупал всё подряд, впрок.
Цензуры не было, контроль зарубежного капитала в книгоиздании только набирал обороты.
Ну, и где же гениальные мысли в гениальных книгах?
Почему их нет?
Тут-то и выяснилось, что членов у Союза Писателей было много, не было только у них гениальных мыслей.
Блёклые
На этом вранье паразитировал не только Союз Писателей, но и прожорливый Союз Журналистов, тут как тут и колонны кино— и теледеятелей…
Враньё и комедия.
Маска.
Охаивание Сталина тоже из той же маски.
Гению помешать не может ничто. Сталин родился в условиях хуже некуда. Мать — уборщица, презираемая шлюха, отец неизвестен. Номинальный папаша Виссарион, когда Сосо было 8 лет, ушёл в Тифлис и исчез. Сына бил. Бил без любви — чужой как-никак. Денег — нет, связей — нет.
Однако мальчишка стал не просто начитаннейшим человеком планеты и не только поэтом класса Пушкина, не только Победителем в величайшей Войне в истории человечества — но главное, Предречённым, который вернул Предкам уважение, вернул пламя огня и Минуту Молчания в ночь с 8-е на 9-е мая.
Я пишу — и весь трясусь. Только что вернулся из Нарымского сельсовета, разговаривал там с некоторыми начальничками — они все из потомков сосланных при Сталине кулаков. 9 мая, как они сами того не скрывают, в их душе ровным счётом ничего не шелохнется. Да, отца мобилизовали, деться было никуда, вот и пошёл, погиб — и кушали, как следствие, не так жирно, как хотелось бы. И — никаких у этих антиподов Сталина возвышенных чувств.
Я вот им сказал, что для меня 9 мая самый особенный из всех особенных, горло в Минуту Молчания перехватывает аж до судорог — каждый год так. И не у меня одного так, но и у молодёжи, у некоторых из которых воевали уже даже не деды, а прадеды и, казалось бы, всякое чувство должно раствориться.
Рассказал я это потомкам раскулаченных — а они меня не поняли. Не то чтобы открыто посмеялись — а так, как бы рассмеялись.
Вот меня и трясёт. До сих пор.
На одном языке говорим, а — разные.
Ненавидят эти «не шелохнется» Сталина не потому, что корову у их деда отняли. А потому Сталина ненавидят, что у него ещё ребёнком перехватывало горло при сосредоточении на теме предков-героев. Чужды им те, кто оставил след на воде.
Вот этим, собственно, и отличается мир гениального Сталина и мир бездарного кулацкого отродья из Нарыма, и ублюдков вообще.
Если у человека перед пламенем огня Победы в Минуту Молчания не перехватывает горло, если в пламени его подсознание не различает весть о чистоте волка, если в кресе он не угадывает способ посоветоваться с Прапредком — то он не родился для вечности, для гениальности, для счастья на Ворге…
Предположим, вам предоставлен выбор: быть вторым в стае, зятем главного раввина, или при сталине на Лоне — но последним.
Что бы вы выбрали?
О выборе здешней Нарымской сволочи не сомневаюсь.
А я за счастье почту быть при Сталине наименьшим из вертухаев!
Кому-то помочь через неведомое прежде созидание стать человеком — помогу непременно.
А для остальных специально стальные набойки набью, чтобы чувствительней получались удары под крестец этим, которые одним своим дыханием портят воздух тем, кто ищет возможности стать следопытом и различать на воде следы.
За честь почту. Самым наименьшим.
И не только вертухаем, но и даже заключённым.
Народ без кровопускания не может, поэтому раз уж для сохранения Лона в чистоте необходимо соорудить лагеря, а слух пустить, что их в сто раз больше, а эти лагеря неким будет наполнить, то готов быть и заключённым.
А в лагере постараюсь стать стахановцем.
Нет, не для того, чтобы стать расконвоированным.
А чтобы помочь сталину.
В конце концов, деве-Роженице видней, через какие ужасы в жизни надо пройти именно мне, чтобы понять в этой жизни хоть что-нибудь.
Мир делится на неугодников и стаю. Или что то же самое, на личностей и бездарей. В этом суть главного космического противостояния. Итак, главный и единственный мотив неприязни к Сталину — бездарность, неспособность оставить на воде след.
И страх перед водой вообще.
Канака — один из четырёх апостолов Девы
Нарым. Он — учитель, мать — русская, отец — бурят. Отец из забайкальских бурятов, в тридцатые был сослан сюда, в Нарым. Прожил в Нарыме 33 года. Женился на русской. Когда сыну было шесть лет, отец решил вернуться в Бурятию.
Вот тут-то и начинается самое интересное. Мальчик взял на воспитание щенка — от местных, бурятских собак. Щенка этого воспитал. Кровь у щенка, подчёркиваю, местная, бурятская, но собака получилась, ну, совсем на местных собак не похожая.
Видно это из такого случая. Ночью лошадь запуталась в ремнях, стала задыхаться — вот-вот погибнет. Распутать может только человек — однако, ночь, все спят так, то не добудиться.
И тогда собака прыгает в окно, и, разбив стекло, будит хозяев.
Коня спасли.
А собаку вскоре нашли убитой. Кто-то из соседей расстарался.
Почему убили? Ни одна восточнобурятская собака на столь сложную комбинацию по спасению лошади не способна. Так что местная собака, воспитанная выходцем с Русского Севера, была обличением. Вот её и убили. А со временем и мальчика прижали так, что он предпочёл вернуться в холодный Нарым — навсегда. Он здесь учитель истории.
То, что буряты именно восточные, а не западные, среди которых Сталин лазил на священный Кит-Кай, уточнение не случайное. «Сталинские» сохранили веру отцов, а вот восточные приняли новобраз — ламаизм. Кто скорее убьёт собаку?