Смута. Письма самозванки
Шрифт:
– Что, черт возьми, происходит, святой отец? – злобно закричал гетман.
Капеллан испуганно перекрестился и, заикаясь, пробормотал:
– Очевидно, пан гетман, московитам помогают их святые отцы. Мы не в силах с этим что-либо сделать.
Беспомощность капеллана только разозлила Сапегу. Он ухватил его за ворот рясы, крепко сжал и подтянул к себе.
– Вы плохо молитесь, святой отец! – злобно прошептал он. – Русские святые сильнее ваших молитв. Значит, их вера крепче, а дело – праведнее.
Капеллан
– Не богохульствуйте, пан гетман. Никто не просил вас осаждать этот монастырь. Разве в Московии закончились города?
Капеллан успокоился и сел у костра. Его уже не трогали ни крики воинов, разлетающиеся по польскому лагерю, ни святые молитвы. Он просто тихо сидел у костра, вороша палкой угли.
– У святого отца пошатнулась вера, – рассмеялся один из гусаров, окружавших Сапегу.
– Заткнитесь все! – рявкнул гетман. – Трубите общий сбор.
Труба стала собирать поляков в единый монолитный строй. Тени исчезли. Пехота и артиллерия стояли в полной готовности.
– Штурм, ясновельможный пан! – радостно заметил один артиллеристов.
– Нет! – резко отрезал Сапега. – Дайте залп по монастырю из пушек. Очевидно, монахи и воеводы уже на стенах.
– Я тоже так думаю, – согласился поляк. – Но что это было, черт возьми?
– Отберите у солдат вино! – злобно приказал в ответ гетман. – Перепили, вот и мерещится всякое. Выставить по периметру лагеря посты, смотреть в оба! – мрачно продолжил Сапега. – Русские ободрены ночным происшествием и утром устроят вылазку. Московиты, засевшие за стенами, наверняка увидели в этом перст судьбы.
Поляк что-то невнятно пробубнил и кинулся к своим ядрам. Тугое и гулкое эхо выстрела десятков орудий разорвало ночной небосклон. Ядра вгрызлись в южную стену монастыря, осыпая вниз кирпичное крошево.
– Одного залпа будет достаточно, – сообщил Сапега. – Надеюсь, до утра они не вылезут за стены.
– Хотелось бы в это верить, пан, – иронично заметил ободрившийся капеллан.
– Соберите по лагерю трупы! – приказал Сапега. – А вы, святой отец, озаботьтесь отпеванием подданных его величества, – добавил он, обращаясь к капеллану. Тот согласно кивнул и, отбросив палку в костер, медленно встал на ноги.
Утро выдалось настолько холодным, что на стволах пушек появилась белая изморозь. Артиллерию Сапеги словно завернули в белое холодное покрывало. Замерзшие солдаты коронного гетмана жались к огню у костров, похлопывая себя ладонями по плечам, и пытались согреться.
– Зима пришла! – злобно пробурчал Сапега, кутаясь в лисью шкуру.
Выходя из своего шатра, он чуть не поскользнулся на мерзлой траве, но слуги вовремя успели подхватить его за руки. Железный шлем неприятно обжигал лицо. Вдали стучали топоры интендантской роты, заготавливая дрова. Телеги с рублеными сучьями катились по белому снегу, оставляя тонкие следы от деревянных колес.
– Скоро здесь непременно будут нужны сани, – мрачно заметил один из слуг. – Снег ляжет, и телеги не смогут проехать по сугробам.
Сапега недовольно скривился:
– Я уже дал распоряжение интендантам. Сани отберут у русских в соседних селениях. Надеюсь, русские так же мерзнут в своих мрачных стенах? – уже довольно произнес гетман.
На крепостной стене лавры все так же цепью горели огни факелов. Защитники монастыря тоже не понимали, из-за чего случился ночной переполох в польском лагере.
Кары небесные, не Божьи
– Вот он, Димитрий Иванович, царем нарекся! – Казаки бросили к ногам Димитрия бородатого мужика с подбитыми глазами.
Зеленый кафтан, шитый золотом, на нем был разорван в клочья, как и порты. Из-под хмурых бровей блеснул недобрый взгляд. Димитрий сошел с крыльца. Каблук его сапога оставил тонкий отпечаток в подмерзшей земле. Дмитрий брезгливо поморщился и рявкнул:
– Сколь еще сидеть в этом болоте будем?
Казаки потупили взгляды и расступились, пропуская царя к новому самозванцу.
– Царь московский, значит? – прошипел Димитрий. – А где короновали тебя?
– Так и не короновали вовсе, – буркнул исподлобья мужик.
Казаки и стоявшие поодаль ляхи взвились дружным хохотом.
– Отчего тогда царем нарекся?
Димитрий ухватил мужика за бороду и что есть силы дернул вверх. Мужик взвыл и повалился на землю. К нему тут же подскочили стрельцы и начали изуверски пинать сапогами.
– Это тебе за царя! – приговаривал, расплывшись в довольной улыбке, Димитрий. – А это за царевича, самозванец!
Ноги стрельцов ходили по телу несчастного, словно розги по спине нерадивого школяра. Мужик, принимая тумаки, выл и умолял о пощаде.
– Ну, хватит, – остановил стрельцов Димитрий. – Убьете ненароком.
Дмитрий присел на корточки и ухватил мужика за спутанные, перепачканные грязью волосы.
– Еще государи есть, кроме тебя? – прохрипел он, отрывая голову несчастного от земли.
– Не знаю, государь, – хрипел мужик. Из его рта булькнули кровавые пузыри и пошла белая пена.
– Вздерните его прямо здесь, на моем дворе! – распорядился Димитрий. – Чтобы другим неповадно было.
Марина наблюдала за происходящим из окна горницы. Рядом терся о руки Кочубейка.
– Жесток московит! – прошипела она в адрес самозванца-мужа. – Бог ему судья.
Она фыркнула и, улыбнувшись, посмотрела на арапчонка.
– Доволен ты своим нарядом? – спросила Марина.
Кочубейка кивнул:
– Доволен, царица. Только страшно мне здесь.
– Тебя обидели? – злобно прошипела царица.