Смута
Шрифт:
Вечером провели время на даче у Маоцзедуньки. За ужином вспоминали хрущевскую перестройку. Вспомнили о председателе колхоза, посланце Москвы, трагически погибшем в те героические годы.
Притча о председателе колхоза
Произошло это в первые годы правления Хрущева. Решило высшее руководство перестроить работу колхозов, повысить их продуктивность и улучшить жизнь колхозников. Послали в колхозы из городов добровольцев в качестве председателей. Дали им кредиты и повышенные полномочия. Большинство таких посланцев быстро приспособилось к обстоятельствам и извлекло из них для себя пользу. Были, однако, среди них и идеалисты, поверившие
Перед войной этот Посланец окончил институт. В войну ушел добровольцем на фронт, дослужился до командира батальона, был трижды ранен, награжден многими орденами. После войны работал инженером в Сибири. Награждался за трудовые подвиги. Наконец, был назначен на важный пост в министерстве и зажил сытной жизнью столичного чиновника. Пошли бумаги, заседания, доклады, отчеты. Стали редеть волосы, появилось брюшко. А в душу стала закрадываться тоска: за что, спрашивается, боролись?! В этот психологически кризисный момент партия бросила клич: работники контор — в деревню! Он первым откликнулся на него. Жена отказалась ехать с ним, и он с ней развелся. Он попросил направить его в самый бедный колхоз, в самую глушь. И его послали в Партградскую область. Он отказался от всяких привилегий, поклявшись улучшать свои личные жизненные условия только вместе со всеми колхозниками.
Началась реальная жизнь. Кредиты оказались ничтожными, а полномочия призрачными. Все попытки Посланца поднять производительность труда колхоза разбились о полное равнодушие колхозников и скрытое сопротивление начальства. Колхозники над ним издевались, используя послабления для того, чтобы увильнуть от работы, заняться личным хозяйством, съездить в город на рынок. Начальство, одобряя на словах инициативу, фактически сводило ее на нет. Посланец начал выпивать, По пьянке женился. Жена оказалась оборотистой, и скоро дом председателя стал полной чашей, Жена взяла в свои руки закулисную колхозную жизнь. В колхозе началось твориться такое, что анонимные письма и открытые жалобы потоком пошли в органы власти и газеты. И Посланцу, как писали газеты, колхозники отказали в доверии, не выбрав его председателем. Придя домой после собрания, Посланец надел выходной костюм со всеми орденами, изорвал в клочья партийный билет и повесился.
Посланца решили считать жертвой «недобитых сталинистов». Корытов посоветовал увековечить память о нем, назвав его именем колхоз и установив там памятник ему. Вспомнили также о Перестройщике. Обсудили, не стоит ли и из него сделать жертву консерваторов. Корытов посоветовал подождать. Маоцзедунька намекнула, что ждать опасно, так как из Перестройщика могут сделать жертву реформаторов, а не консерваторов. Корытов сказал, что именно поэтому надо подождать. Маоцзедунька мигом протрезвела и замерла с широко разинутой пастью.
Последний маршрут
Наконец добрались до приватизации. На первых порах комиссия пришла в замешательство: частные предприятия возникали и исчезали в течение считанных дней, и выбрать какое-то из них с надеждой на стабильность было просто невозможно. В большинстве случаев частники исчезали за тюремной решеткой. Лишь немногие избегали такой участи, а именно те, кто заблаговременно сворачивал дело и с чемоданом денег удирал из города. Процветал лишь туалетный концерн. Его и решили превратить в образцово-показательное частное предприятие.
В туалете членов комиссии встретили, как говорится, по высшему разряду. Дали посидеть на современных западных унитазах, причем бесплатно. Посадочная поверхность унитазов была сделана из синтетического материала, принимавшего форму зада. Корытов сказал, проведя целых полчаса в кабинке для особо почетных
По выходе из туалета произошел забавный казус. Группа пожилых людей, принявшая членов комиссии за американцев, вручила им письмо Президенту Рейгану. В письме они просили Президента помочь им отремонтировать канализацию и вставить стекла в подъезде, выбитые пьяными хулиганами.
Чрево Партграда
После туалета комиссия направилась на колхозный рынок. Дорогой заспорили о том, почему рынок называется колхозным, хотя торгуют на нем в основном частники. Решили переименовать рынок в кооперативный и присвоить ему имя Бухарина.
Вид рынка напомнил членам комиссии толкучку самых мрачных лет советской истории. Бродили грязные, обросшие щетиной личности, высматривая, где и что можно стянуть. Валялись пьяные. Похожие на сказочных ведьм старухи торговались с забулдыгами, менявшими тряпье на самогон. На прилавках лежали тощие пучки укропа и петрушки, скрюченные морковки, синеющие картофелины, куски фиолетового мяса, издающие зловоние кости. За прилавками на мешках восседали краснорожие не то бабы, не то мужики. От них за версту несло самогоном. — Да, это не «Чрево Парижа», — сказал Корытов, брезгливо зажимая нос. — Но все же хоть какое-то оживление экономики отрицать нельзя.
Поинтересовались ценами. Корытов аж присвистнул, узнав, сколько стоил жуткого вида кусок мяса, которое не тала бы есть его собака. — Ого, сказал он. — Раньше за такие деньги целого быка купить можно было. — Так то когда было, — проворчала «колхозница». При царе. При культе личности. В застойный период. А теперича, милок, перестройка. Скажи спасибо, хоть еще есть. Члены комиссии несколько оживились около ларька, в котором продавался русский квас. От ларька исходил чад, какой раньше можно было унюхать у пивных ларьков. К ларьку стояла длинная очередь. Испив квасу, граждане крякали, вытирали рот рукавом. Глаза у них округлялись и вылезали на лоб. Покачиваясь и рыгая, они уходили на пустырь, где уже валялись их предшественники. Одни из них тут же падали сами. Более стойкие вновь становились в очередь, так как квас отпускался, согласно объявлению, лишь «по одной кружке на рыло».
Члены комиссии тоже решили испробовать совсем было исчезнувшего в застойный период, но вновь возродившегося благодаря перестройке русского кваску. Толстомордая, хамского вида бабища рявкнула хриплым голосом, чтобы важных гостей пропустили без очереди, и приказала еле стоявшему на ногах помощнику напоить их «асобым очишшаным». Гости выпили по кружке и повеселели. После второй кружки они ощутили единство с народом и стали мочиться тут же у ларька. По дороге в гостиницу они беспричинно хохотали, обнимались, клялись в любви и дружбе и горланили старинные песни на новый рок-манер.