Смута
Шрифт:
— Я вышел из партии, — говорил этот человек, — вовсе не потому, что стал врагом коммунизма, а потому, что КПСС предала идеалы коммунизма, побоялась пойти до логического конца в их осуществлении. Можно построить некий демократический коммунизм или коммунизм с человеческим лицом, если маленькая страна, и ей никто не угрожает извне. А если в стране сотни миллионов людей, и ей постоянно угрожает нападение со стороны более Мощного противника, не остается ничего другого, как сталинский вариант. Сталин был гений. Но, как всякий политический гений, не довел свой замысел до логического конца. Он создал ГУЛАГ. А надо было всю страну превратить в ГУЛАГ. Поверьте мне, я не злой человек и не сумасшедший. Но другого пути выжить вообще нет. Либо снова ГУЛАГ, причем — во много
— А как Вы это себе представляете конкретно? И возможно ли это?
— Думаю, что возможно. Будь моя власть, через месяц в стране был бы образцовый порядок. Как конкретно? Захват высшей власти Центральным Комитетом КПСС, переименованным в Комитет общественного порядка. Объявление всех реформаторов вне закона. Арест всех их. Можно допустить расправу народа над ними. Отстранение всех реформаторов от власти и изоляция их от общества. Передача всей власти партийным комитетам, которые должны опереться на КГБ; армию и вооруженные народные дружины. Короче говоря, объявление в стране военного положения, причем — в самой суровой форме. Если Вас интересуют детали, мы можем встретиться специально. Я разработал детальную программу на этот счет. Я думаю, что это рано или поздно будет. Надо к этому готовиться. На горизонте война.
— Между кем?
— Запад против нас. Как только США почувствует, что мы совсем ослабли, они на нас нападут. Предлог найдется: Надо готовиться к обороне. Над Сталиным в свое время смеялись на Западе, когда он предупреждал о войне. Он оказался прав.
— А зачем Западу нападать на нас?
— Молодой человек, в марксизме не все чепуха. Запад — это капитализм. А капитализм — неизбежность кризисов. Запад накануне грандиозного кризиса. Война ему нужна как средство предотвратить кризис или направить его по другому руслу. Я, к сожалению, спешу. Вот мой телефон. Позвоните, когда захотите побеседовать на эту тему. Советую подумать об этом серьезно. Истина, увы, никогда не бывает привлекательной.
— А Вы не боитесь, что за такие мысли?..
— Волков бояться — в лес не ходить. Раз все дозволено, то почему должны быть запрещены самые здравые идеи?
— Именно потому, что они здравые.
— Ого! Да Вы тоже не лыком шиты! Позвоните мне, непременно позвоните! Думаю, что мы найдем общий язык.
Звонить Юрий не стал.
Белов
Деньги обесценились. Пенсия превратилась в ничто. Мать зарабатывала гроши. Подрабатывать за счет перепродажи вещей, приобретенных путем долгого стояния в очередях, стало невозможно, этот бизнес захватили в свои руки молодые и ловкие предприниматели. Жить было не на что. Юрий занялся поисками работы. После нескольких неудачных попыток он добился наконец-то аудиенции у Белова. Белов был теперь вторым человеком в комбинате после Гробового. У него был теперь шикарный кабинет, оборудованный немцами по образцу их бюро, секретарша и помощник-немец.
— Давненько тебя не видал, — сказал Белов вместо приветствия, не вставая из-за стола, не протянув руки. — Присаживайся. К сожалению, я не могу уделить тебе больше пятнадцати минут. Дела. Мы теперь работаем по-западному, а это значит, что каждая минута на учете.
— Ты теперь фигура, — сказал Чернов. — Мне нужна какая-то работа, жить не на что. Помоги где-нибудь устроиться. Хотя бы сторожем.
— Сторожа у нас теперь не те, что раньше. Здоровые ребята. Владеют карате. И стрелять умеют. Получают они больше, чем раньше научные сотрудники получали. Об этом и не мечтай. Честно тебе скажу, у нас мест свободных нет. Да ты и не подошел бы, если бы и были. На компьютере ты работать не можешь…
— А мои мозги?! Ты же когда-то считал меня гениальным математиком!..
— Я сам может быть гениальный математик. Ну, если не гений, то талант во всяком случае. Только теперь это никому не нужно. Теперь другая математика нужна, которую и дебилы в состоянии освоить. Я, конечно, постараюсь кое-что разузнать насчет тебя. Позвони через недельку.
Расставшись
Трудовой коллектив
Теперь, потеряв самое главное, что было в его прошлой жизни, — трудовой коллектив, Чернов вспоминал его в идеализированном виде. Раньше достоинства коллектива воспринимались как нечто данное от природы или не замечались совсем. Внимание сосредоточивалось на его недостатках, вернее — на таких его явлениях, которые воспринимались частью членов коллектива как недостатки. Тогда не воспринималось как достоинство то, что люди получали устойчивую зарплату независимо от того, как они работали, получали какое-то жилье или улучшали его, получали путевки в дома отдыха, премиальные надбавки к зарплате и многое другое. А как же иначе?! Так и должно быть! Это стало нормой жизни. Зато в комбинате со страстью обсуждали и глубоко переживали тот факт, что заведующим отдела назначили не лучшего специалиста Горева, а карьериста и хапугу Гробового, что квартиру дали не многодетному Семенову, критиковавшему директора, а холую директора Рыжикову, проработавшему в комбинате всего два года, что… Теперь же все несправедливости такого рода забылись, отошли на задний план. В памяти стали всплывать встречи и разговоры с людьми, сборища с рассказыванием анекдотов, туристические походы и праздничные вечера, хождение в гости к сослуживцам… Чернову вспомнились собрания, над которыми раньше все издевались. Теперь ему мучительно захотелось посидеть на собрании отдела, послушать новейшие анекдоты, позлословить. Как же мы, русские люди, устроены! Пока не попадем в беду, не можем оценить по достоинству то, что имели. Неужели все это потеряно насовсем? Не может быть! Надо искать работу. Любую работу, лишь бы вновь ощутить себя в коллективе!
Главная проблема жизни
Продавая книги на черном книжном рынке, Чернов встретился с профессором Макаровым. Чернов с трудом узнал его лишь после того, как Макаров назвал себя.
— Преподавание марксизма-ленинизма отменили, — сказал Макаров. — Меня сразу же на пенсию отправили. А что такое теперь профессорская пенсия!.. Вот продаю книги. Не думал, что так придется заканчивать жизнь. Ну, а Вы как живете?
— Безработный. Продаю последние книги.
— Ясно. Можете не продолжать. А вот мой сын нанес мне удар в спину. Вышел из партии. Участвует в антисоветских и антикоммунистических митингах и демонстрациях. Ударился в частный бизнес.
— Извините за бестактность. Но, как говорится, что посеешь, то пожнешь.
— Вы правы. Должен сознаться, что мы плохо воспитывали молодежь. Слишком много давали, слишком мало требовали.
— Я что-то не заметил, чтобы мне слишком много дали.
— Так Вы и не оказались в лагере перестройщиков. А главная беда, Чернов, заключается в том, что мы не сумели в полной мере воспользоваться возможностями, заложенными в нашем социальном строе. Мы их просто прошляпили, если не употреблять более точные, но неприличные выражения. Если у Вас есть свободное время, а оно должно быть у Вас как у безработного в избытке, зайдемте ко мне домой. Тут недалеко. Жена чаем нас напоит. Поговорим.
Чернова удивило, что Макаров жил в маленькой двухкомнатной квартире. Он сказал об этом хозяину. Тот рассмеялся.
— Сейчас вовсю муссируются легенды, будто бы все члены партии имели привилегии сравнительно с беспартийными, а партийные идеологи будто бы жили в дворцах. Неплохо было бы проверить, как жили и живут сами сочинители этих легенд. А профессор… Что такое теперь профессор? Сколько их теперь? Это раньше профессор что-то значил.
Пока жена Макарова накрывала на стол, Макаров показывал Чернову семейные фотографии. Их было совсем немного — поколение Макарова фотографировалось редко.