Смута
Шрифт:
Чтобы удары о ворота были глухими и не взбудоражили горожан, конец бревна обмотали снятой с себя одеждой. Запоры не выдержали ударов, ворота распахнулись. Потрясая мечами, киевляне бросились к дому Угоняя. Вскоре дружинники ворвались в дом.
—Вот так удача, — рассмеялся Путята, когда увидел сидящих за столом Угоняя и Богомила, — оба главаря здесь. Совещаются, как Добрыню поймать.
—Отсовещались уже. Добрыня им, за свой дом и избитую семью головы отсечёт.
—И не только головы, причем перед отсечением голов, — шутка молодого дружинника вызвала дружный хохот.
—Вяжи их хлопцы, Путята поддержал шутку, для того и отправим их к Добрыне.
К воеводе подошёл пожилой воин и предостерёг:
—Их надо оставить здесь. Если ты их отправишь к Добрыне, нас окружат и сожгут вместе с домом.
—Ты прав, убивать тысяцкого и верховного жреца не станут, поостерегутся. Добрыня поговорит с ними потом. Подожгите дом Богомила, если не сможете, подожгите любой дом, дайте сигнал Добрыне.
Постепенно, Угоняй и Богомил пришли в себя, но растерянность осталась в их глазах.
—Перехитрил, нас старый пес, недооценили мы его. Ждём послов, готовим ответ, а он уже воевать начал, хитёр, — Богомил, досадливо стукнул кулаком по столу.
Путята присел на скамью, напротив Угоняя.
—Ты призывал умереть, но не дать на поругание своих богов?
—Да, я так звал народ на битву с вами.
—Не спеши, умирать, всегда успеешь, туда не опаздывают. Давай лучше договоримся, не станем лить кровь русскую.
—Чем заманивать будешь в рай христианский?
Богомил окончательно оправился от шока, овладел собой. В голосе его сквозила насмешка, глаза иронично и зло блестели.
—А ты не храбрись. Если ты решил положить свою жизнь за своих Богов, то многие горожане и наши воины хотят жить, не тащи их за собой.
Путята смотрел в глаза Богомила, но тот выдержал взгляд.
—Как говорят ваши священники: «Всё в руках Божьих». Или они врут?»
В горницу вошёл помощник Иоакима Корсунянского Евсевий и слышал слова Богомила.
—Разреши, воевода, слово молвить, ответить этому гусаку, больно уж высоко он голову задрал.
—О! Как ты вовремя, а то я, признаться, в Божьих делах не силён, — обрадовался Путята, — расскажи ему, а я пойду, осмотрюсь, слишком тихо, а я тишине не доверяю.
Путята вышел, а Евсевий сел за стол, расправил одеяние, заговорил густым басом.
—Священники говорят правду. Они служители истинного Бога и дела мирские их не трогают. А вы служители Сатаны, и печётесь только о богатстве своём.
—У нас нет Сатаны, и ты это знаешь.
—Если нет Сатаны, не губи души людские. Или Богу Перуну нужна смерть и кровь?
Богомил смутился, не зная, что ответить.
—Молчишь?
Богомил ответить не успел, вбежал дружинник и крикнул.
—Нас окружают, кричат, что если не сдадимся, сожгут. Путята приказал пленников связать, сторожить отменно, если будет угроза побега или освобождения, убить.
Толпа вокруг двора увеличивалась, шум нарастал:
—Поджарить их!
—Надо обложить двор сеном, чтобы лучше занялось.
—Где Богомил?
—Где Угоняй?
—Видно захватили.
—Дворище Богомила горит.
Занимался хмурый рассвет. Время шло, а толпа не могла решить что делать. Отсутствие тысяцкого Угоняя и верховного жреца Богомила расстроила все планы, новгородское войско превратилось в толпу. Стихийная волна злости позволила новгородцам, проломить частокол в нескольких местах, началась сеча. К ночи положение дружинников Путяты становилось критическим….
***
Добрыня, увидев горящий дом, понял, что время бросить в бой основные силы киевлян. Плоты один за другим отчаливали от берега и устремлялись к противоположному берегу. Заградительный отряд помогал высадиться на противоположный берег, но атаки на город сходу не получилось. Войско Добрыни встретило ожесточённое сопротивление. Новгородцы стали теснить киевлян к берегу Волхова. Пришлось водить в бой пятьсот бойцов заградительногоотряда.
Долгое время преимущества в сече никому не удавалось достигнуть. Опытный Добрыня приказал поджечь прибрежные дома. Это был сильный ход, новгородцы стали оглядываться в сторону своих домов. Дружинники Добрыни усилили натиск, вынуждая противника отступать. Наконец, войско восставшего Новгорода обратилось в бегство.
Победа войска Добрыни была полной. Бежавшего противника не преследовали.
К Добрыне быстрым шагом шёл Путята. Воеводы обнялись. Когда напряжение прошло, Путята восхищенно сказал:
—Уж больно умен и хитёр ты, Добрыня! Если бы ты не поджёг дома, пришёл нам конец…
—Это Бог надоумил. Соберите раненых и убитых.
—Что делать с Угоняем и Богомилом?
—Утро вечера мудренее.
—Нашли твою семью, Добрыня Никитич, сейчас приведут.
Утро опустило хмурые облака почти до земли, начал моросить дождь.
Убитых несли к погосту. Могила одна на всех. В ней нашли последний приют воины с обеих сторон и не разобрать: где христианин, а где защитник старых Богов. Люди, которые ещё ночью бились в яростной сече, стояли рядом, провожая в последний путь своих товарищей. Между ними уже не было вражды, была только скорбь.
***
После похорон Добрыней и священником было принято решение о крещении города.
Ранним утром, по Новгороду шли бирючи* (Примечание автора: глашатай, вестник от власти)и кричали новость о завтрашнем крещении. Ожидаемое известие не обрадовало новгородцев. В день Крещения оно опустошило улицы города. Редко можно было увидеть прохожего, который спешащей походкой старался быстрее уйти.
Стало ясно, что попытка крещения провалилась, городВеру во Христа не принимает.
Добрыня, Путята и Иоаким держали совет.
—Не радостно встретили известие о крещении, — с сожалением сказал Путята, — крещение сегодня сорвалось.
Со скамьи тяжко встал Иоаким.
—Все так и должно быть, не зря же они не хотели пускать нас в город, надо торопиться, пока не начался бунт.
***
Добрыня вошёл в горницу, где под усиленной охраной находились Богомил и Угоняй. Против ожидания он поздоровался с ними и пригласил: