Смута

Райский Всеволод

Болезнь Ирины понимая,

Елизавета посылает,

Ей повитуху с «дохторицей»,

С письмом в престольную столицу.

Свои услуги предлагая

и цесаревича желая,

Благополучно ей родить,

Да матерью счастливой быть.

Но сына царского рожденье,

Враги Бориса не желали.

Они прекрасно понимали,

Что ищет Годунов решения,

Как у царя прощение получить

И вновь

его доверие заслужить,

А посему они решили.

В Москву британок не пускать

И с духовенством поспешили,

Их еретичками признать.

И Годунов как не пытался,

Царя в обратном убедить,

Несчастный всё же побоялся,

Врача к Ирине допустить.

И как царица не молилась

И в помощь Бога не звала,

Когда опять пора пришла,

Вновь неудачно разрешилась.

После того как не смогла,

Царица Фёдору родить,

Вся дума с трепетом ждала,

Кому же станет Борис мстить.

И вот заметив, что на думе,

Правитель взор свой хитроумный,

С Ивана Шуйского не сводит,

Все поняли, что Годуновы,

Великому героя Пскова,

Судьбу Мстиславского готовят.

Но Шуйский Годунова зная,

И всё прекрасно понимая,

За внешним скорбным примирением

И рабским преданным смирением,

Умело заговор скрывал,

На бунт, в котором призывал,

Гостей и мужиков торговых,

Против засилья Годуновых.

И вот когда он смог настроить,

Против Бориса и дворян,

А так же к бунту подготовить,

Людей посадских и мирян,

Волна народа поднялась,

По всей столице раскатилась,

К воротам живо устремилась

И в Кремль с криком ворвалась.

И у палаты Грановитой,

С глазами злобою налитой,

Потребовала от царя сурово,

Народу выдать Годунова.

Дабы его с остервенением,

«Без милости побить камением».

Но царь, напуганный размахом

И ослеплённый диким страхом,

Стал князя слёзно умолять:

«К народу срочно обратиться

А чтоб бунтовщиков унять,

При всех с Борисом помириться».

И хоть не очень – то желал,

Князь с Годуновым примирения,

Он всё ж прекрасно понимал,

Что всенародное волнение,

Страшней правителя любого

И если им пренебрегать,

То не заставить себя ждать

И вскоре отомстит сурово.

Поэтому – то он решился,

Народный бунт предотвратить

И поспешил всем объявить,

Что с Годуновым помирился,

Зла на Бориса не имеет

И о случившемся жалеет.

В ответ к светлейшему с укором,

Два человека обратились:

«Сегодня снова с Годуновым,

Вы против воли помирились,

А завтра благоверный князь,

Нам от Бориса всем погибнуть,

Да и тебе в темнице сгинуть,

Иль где-нибудь в глуши пропасть».

После чего народ отхлынул,

Когда же Кремль он покинул,

Двор царский стражей окружили

И все ворота затворили.

Но мир не долгим оказался.

Решив Бориса отстранить,

Князь Шуйский втайне постарался,

Митрополита убедить,

Царю прошение подать

И всем сословиям подписать,

Чтоб ради рода продолжения

И сына царского рожденья,

Царицу Фёдор отпустил,

А сам в повторный брак вступил.

Но Шуйский просчитался снова.

Царь лишь Ирине доверял

И по наказу её брата Годунова,

Понять митрополиту дал.

Что даже царь Иван не смел,

Его в разводе убедить,

А он монах простой посмел,

Его с Ириной разлучить.

И Дионисия за это,

В измене Фёдор обвинив

И вняв Борисову совету,

Московской кафедры лишив,

Монахом в Новгород сослал,

А кафедру его занял,

Сторонник верный Годунова,

Владыка Иов из Ростова.

И снова князь не примирился,

И злобу в сердце затаив,

Ещё сильнее обозлился

И план, с Андреем обсудив.

Решил посад на бунт поднять

А чтоб разжечь в народе страсть,

Купечество стал убеждать,

На двор правителя напасть.

Но брат царицы не дремал,

Он от людей своих надёжных,

О плане Шуйских всё узнал

И слухов не боясь тревожных,

Не стал князей разоблачать,

А двор, свой в крепость превратив

И дворню всю вооружив,

Решил, открытый бой принять.

И вот когда толпа взбешённых,

Торговцев местью ослеплённых,

На Годуновых двор напала.

Вся крепость с яростью суровой,

Как злой дракон многоголовый,

Огнём свинцовым зарыгала.

И нападение отбив,

«Гостей» картечью провожала,

Пока совсем не разогнала,