Сначала жизнь. История некроманта
Шрифт:
Моя драгоценная дочь: — Я рада, что вы это поняли, господин Равимиэль. По-моему очевидно, что дар Тося принес горе, прежде всего, ему самому.
Мой брат: — Да, он, по-видимому, много пережил. Но как вы полагаете, какова причина столь глубокого раскола его личности? Не припомню, чтобы я когда-либо наблюдал подобное.
Мира: — Увидеть подобное нетрудно, господин Равимиэль. Загляните как-нибудь в человеческую лечебницу для душевнобольных, там вы сможете пронаблюдать и гораздо более интересные феномены.
Мой брат: — Очень необычный совет от такой юной девушки. Я непременно ему последую.
Мира: — Ничего необычного. Не стоит делать вид, что вы не знаете, где я провела несколько месяцев, когда была подростком. В прошлый раз вы достаточно прозрачно намекнули, что в курсе моих проблем.
Мой брат (нимало не смутившись): — Действительно, я что-то слышал об этом, но, честно говоря, не думал, что это правда. Вы выглядели абсолютно здоровой.
Мира (понимающе кивнув): — То есть, просто хотели задеть и сделать мне больно?
Мой брат (поперхнувшись вином): — Каюсь, грешен.
Мира: — На тех, у кого скорбит душа, обычно не написано, что они больны. С виду это часто обыкновенные люди. Хотя иногда их можно отличить с первого взгляда.
Мой брат (оживившись): — Раз вы такой специалист по душевным болезням, может, поможете мне разобраться, в чем кроется причина столь тяжкого человеческого недуга? Признаться, я всю голову сломал, пытаясь разобраться в данном вопросе. У нас, эльфов, ничего подобного не случается.
Мира: — Ну, какой из меня специалист. Над причинами душевных болезней ломают голову лучшие умы человечества, и до сих пор не смогли ничего выяснить. Откуда я могу их знать?
Мой брат (слегка подавшись вперед): — Но у вас есть предположения? Собственное мнение? Вы же наверняка размышляли об этом! Обещаю, что отнесусь к нему со всем возможным уважением.
Мира (пожав плечами): — Можете и без уважения, я не обижусь. Вы же понимаете, что я могу говорить только о себе? Моя проблема, как я сейчас понимаю, была в том, что я никак не могла простить Тосю то, что он поднял мою мать. Мне это казалось таким кощунством, таким подлым предательством с его стороны, что я дышать не могла от злости на него. А еще от чувства вины, потому что понимала, что тоже сглупила. Не надо было оставлять его той ночью одного, надо было упросить бабушку, чтобы разрешила у нас переночевать. Я смогла принять произошедшее, только когда прочитала в книге, что Тось сделал это, чтобы мама могла со мной попрощаться. Я его простила. А себя так и не могу простить до сих пор.
Мой брат (недовольно): — Мне кажется, вы несколько преувеличиваете степень своей вины, дорогая госпожа Мирта. Но все же, вы говорите, что не смогли принять поступок своего брата и оттого заболели. Это произошло потому, что вы являетесь дочерью нашей Милосердной Анивиэли?
Мира: — Не думаю, что это как-то связано. Мне кажется, что это особенность всех людей. Мы тяжело переживаем подобные вещи. Ложь, предательство, даже собственные гнев и чувство вины. Болеем от этого, душевно и физически.
Мой брат (презрительно хмыкнув): — То есть, вы утверждаете, что темная сторона жизни чужда людям в силу их изначально светлой натуры?
Мира: — Не знаю насчет изначально светлой натуры…. Но я так и не смогла принять свою темную сторону. А Тось вообще предпочел раздвоиться, чтобы не иметь с ней ничего общего.
Мой брат (недоверчиво): — То есть, вы хотите сказать, что этот монстр… то есть, ваш брат является настолько светлым душой, что не смог воспринять даже крупицы собственной тьмы?
Мира (пожав плечиками): — Вы же знакомы с Росем. Как, по-вашему, в нем есть тьма? Она вся досталась Тосю. Но в детстве мой брат был очень светлым и добрым мальчиком, я никогда не встречала никого более светлого и чистого, чем он. И он был очень умный, видел и понимал все, что происходит вокруг, не то, что я — глупая эгоистка…. Ему просто досталась слишком тяжелая ноша.
Мой брат (задумчиво): — Значит, неприятие?…
Потом он будто встряхнулся и заговорил о том, что теперь понимает, почему люди настолько дисгармоничны, а Мира возразила, что ничуть не больше дисгармоничны, чем эльфы, которые кичатся своей «светлостью» и гармоничностью, но при этом вовсе не чураются быть высокомерными, холодными и равнодушными ко всем, кто не является представителем их племени. Брату снова пришлось поперхнуться вином, а я….
Я вместо того, чтобы испугаться очередной ссоры между ними вдруг впал в странное состояние, из которого словно иными глазами посмотрел на все, что происходит вокруг меня.
И неожиданно ясно увидел, что мой брат, прикрываясь обычной беседой, выпытывает у моей драгоценной дочери нечто важное для него, чему предстоит сыграть заметную роль в том, что он затеял в последнее время.
Также я увидел, что госпожа Нелиринавия весьма раздосадована присутствием моей дорогой дочери, и ее очень раздражает недостаток внимания с моей стороны к ней самой. Я вдруг понял, зачем мой брат привез сюда своих друзей — он намеревался способствовать заключению брака между мной и госпожой Нелиринавией, и она по каким-то своим, неясным для меня причинам, была совсем не против этого. Я не могу даже предположить, что это за причины, ведь никто и никогда среди моих сородичей не называл меня завидным женихом.
Я увидел еще, что брат госпожи, господин Селирион, посматривает на Миру взглядом, весьма далеким от целомудренного, а госпожа Карита, скромно сидящая в конце стола, выглядит настолько бледной и уставшей, что, кажется, если мы с моей дорогой Мирой не займемся срочно ее здоровьем, то, скорее всего, потеряем ее в ближайшее время.
Моя же бесконечно любимая драгоценная дочь в этом странном состоянии привиделась мне окруженной нежным и светлым сиянием, и показалась при этом столь прекрасной и совершенной, будто это не она, а наша Милостивая Анивиэль спустилась с небес и почтила нас своим присутствием.
Что произошло далее, я помню плохо, потому что у меня внезапно закружилась голова, и я едва не потерял сознание. Затем вроде бы брат с господином Аминаэлем отнесли меня наверх, а Мира всю ночь просидела со мной, читая заговоры и делясь со мной силой нашей божественной покровительницы. Я ясно помню ее милое обеспокоенное лицо, склоненное надо мной, и тонкие прохладные пальцы, нащупыающие мой пульс.
На следующее утро я проснулся в своем обычном состоянии, обморок не нанес никакого вреда моему здоровью. Однако никакой радости это не принесло. Той ночью произошло событие, гораздо более значимое, чем мой глупый обморок — мы потеряли нашу дорогую госпожу Кариту. Она ушла от нас во сне, как раз в то время, когда Мира тратила свою силу на одного недостойного эльфа….