Снадобье для вдовы
Шрифт:
— Клянусь Господом! — воскликнул Улибе, глядя на Клару. — Все, что я замечал, это что он… она…. тихоня и боится солдат. И вчера, когда было слишком жарко, она постеснялась купаться в одном пруду с нами. Теперь я понимаю, почему. — Неожиданная мысль поразила его. — Когда ты пряталась в кустах, то… видела… как я сохну?
— Я ничего не видела, сеньор, — быстро сказала она.
— А чего ради волноваться, если бы даже и видела? — усмехнулась Мундина. — Ты не из тех мужчин, которым нужна одежда, чтобы
— Ты напрасно сердишься, тетушка, — покачал головой Улибе. — Никто и не собирался облегчать ей жизнь. Поскольку она так нервничала в присутствии мужчин, мы как можно более искренне постарались ее убедить, что никто из нас не проявляет интереса к симпатичным мальчикам. — Он горько рассмеялся. — Все это было довольно забавно. Что ж, госпожа Клара, — сказал он, повернувшись к девушке, — кое-какие кусочки головоломки уже встали на место. Но скажи мне честно: почему твоя хозяйка хотела тебя продать? Уж вряд ли за разбитую чашку. Она не пошла бы на такой риск из-за куска разбитой глины.
— Она была весьма неприятной женщиной, — призналась Клара.
— В каком смысле? — уточнил Улибе.
— Она привносила в жизнь хозяина немало сложностей. Правда, он этого заслуживал.
— Гадкий распутный старикашка?
— Не такой уж и старикашка, — усмехнулась Клара, — но достаточно гадкий.
— Короче, он осложнял тебе жизнь, — мягко подытожил Улибе. — А податься тебе было больше некуда?
— Повариха защищала меня, как могла! Даже позволяла мне спать у себя в постели. А хозяйка, хоть и глаз с него не спускала, все равно чувствовала, что это из-за меня, хотя, клянусь, я здесь ни при чем. Мне бы и в голову никогда не пришло ему уступить. Он вызывал у меня лишь отвращение.
— И тогда твоя хозяйка решила от тебя избавиться, да еще при этом заработав неплохую сумму. Но ведь твой хозяин наверняка должен был ей возражать. У него были бы серьезные неприятности, продай он христианскую девочку работорговцам.
— Она дождалась, пока он уедет из города…
— И тогда ты пустилась наутек?
— Повариха во всех подробностях объяснила, что со мной будет, если меня продадут. Сначала таких девочек, как я, перевозят в другие страны и продают мужчинам для развлечения, а когда те им надоедают, просто отправляют в бордели для обычных солдат.
— Твоя повариха не слишком сильно ошибалась, — согласился Улибе.
— Так что я взяла из сундука со старой одеждой тунику хозяйского мальчишки, из которой он все равно уже вырос, спрятала в узелок платье и полбуханки хлеба, что дала мне повариха, и побежала в Жирону.
— И остальная часть этой истории — чистая правда?
— Да, — кивнула Клара. — Раньше меня воспитывали сестры-монахини, но — тут она усмехнулась — отправляться к братьям во Христе…
— Что мне теперь с ней делать? — простонал Улибе, закатывая глаза.
— Я могу отыскать дюжину умных парней, которые кое-что мне должны, и которые с удовольствием позаботятся о воспитанной молодой барышне. Но сам-то я общаться с молодыми барышнями не привык!
— Кого ей не хватает, так это мужа, — подвела итог Мундина.
— Как я могу надеяться на какого-то мужа? — печально вздохнула Клара. — У меня нет ни родственников, ни друзей, ни приданого. — И она громко разрыдалась.
Ночной ливень отлично потрудился над Жироной, и в то утро во дворе лекаря царили чистота и прохлада. На деревьях все еще поблескивали серебристые бусинки дождя, но стол для завтрака был расположен под открытым небом, где с влажных листочков на хлеб, сыр и фрукты не упало ни единой капельки.
— Ты еще не говорил с Его преосвященством? — озабоченно спросила Юдифь — Я имею в виду вещи покойного.
— Ты отлично знаешь, что еще нет, — отозвался ее супруг. — Я еще даже толком не успел проснуться после вчерашних бдений, когда пользовал младшего сына мастера Аструха. Мы просидели с ним большую часть ночи. Разве не так, Ракель?
— Да, отец, — с легким зевком ответила девушка. — И, полагаю, с ним теперь все в порядке, раз они больше за нами не посылали.
— Что с ним такое стряслось? — поинтересовалась Юдифь.
— Думаю, молодой человек просто съел какой-нибудь красивый цветок, которому это не слишком понравилось, — сухо сказал Исаак.
— Если люди выращивают у себя в саду ядовитые растения, отец, то они запросто могут ждать таких случаев, — сказала его дочь, и на долю секунды в ее голосе промелькнула материнская нотка.
— Не думаю, что они намеревались отравить собственного сына, — усмехнулся Исаак. — Просто не понимали, что это были за растения.
— Потакать его капризам — это для него самое лучшее противоядие! — рассердилась Юдифь. — Они дают ему все, что он попросит. Грех так баловать ребенка.
— Особенно когда то, что нравится больше всего — это яд, — добавила Ракель.
— Довольно, Ракель, — перебила ее мать. — Вон наши добрые друзья и соседи.
— Хорошо, мама, — кивнула девушка, возвращаясь к завтраку.
— Видишь ли, Исаак, дело в том, что я вспомнила кое-что еще, — продолжала Юдифь. — Вчера второпях как-то выскочило из головы.
— И что же ты такого позабыла? — с удивлением поинтересовался ее муж. У Юдифи и в самом деле была великолепная память, и хотя Исаак порой весьма сожалел о ее способности до мельчайших подробностей помнить дела давно ушедших дней, а особенно — обещаний, качество это он считал несказанным подарком судьбы.