Снайпер-инструктор
Шрифт:
Сидя в живописном месте, на берегу речки, мужчины бурно обсуждали последние события, о чём слышали по радио, читали в газетах и где-то узнали в разговорах. Костыгов так прямо и заявил, что Сталин совершил большую ошибку. Он заключил мирный договор с Германией и отправил туда несколько эшелонов с хлебом. При этих словах Костыгов испуганно огляделся по сторонам, но кроме нас вблизи никого не было.
Да, вы правы, – согласился с ним Иван Александрович, – Нашему правительству необходимо налаживать дружбу с Англией и Америкой. Ведь Гитлер маньяк. Он уже завоевал Чехословакию и Польшу, а теперь может повернуть на нас.
Как потом оказалось, все эти опасения были не напрасны.
Глава 2
Начало войны
В июне 1941 года я сдавал экзамены за первый курс в Загорском
Когда ложились спать, накануне экзамена, мы с сокурсниками решили встать пораньше, чтобы ещё раз почитать учебники. Для этого ребята не выключили радио, надеясь, что оно, как обычно, начнёт работать в шесть часов утра и разбудит нас гимном Советского Союза. Но голос диктора разбудил нас в четыре часа.
Так мы узнали о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз. В тот момент мы отнеслись к этому спокойно без лишних эмоций. Но уже после войны, и до сих пор, как это ни странно, я не могу спокойно слышать в кино объявление войны или дня Победы. Комок к горлу подкатывает.
Экзамены, конечно, отменили, и мы с ребятами со всего училища, отдельными группами направились в райвоенкомат. Народу там собралось очень много, как первого мая на демонстрации. Нас оттуда, естественно, выгнали, так как никому ещё не исполнилось восемнадцати лет. Народ в толпе возбуждённо обсуждал новость о начале войны. Слышались возгласы: «Советский Союз сильнее Германии. Да мы их шапками закидаем. Войну в три месяца закончим и разобьём Гитлера…» Вернувшись в училище, мы узнали, что решением райкома комсомола, весь наш курс мобилизовали на военный завод № 11, чтобы заменить рабочих, уходящих на Фронт. Завод находился в лесу, в сорока километрах от Москвы и тридцати километрах от Загорска. Его цеха были под землёй, в которых изготавливали противотанковые гранаты. Работать приходилось почти без выходных, по двенадцать часов в сутки. Из Загорска на завод мы ездили рано утром на рабочем поезде.
Наступила осень сорок первого года. Немцам удалось совсем близко продвинуться к Москве: от нашего завода фронт проходил всего в восьми километрах, даже было слышно иногда канонаду. По этой причине начальство решило эвакуировать завод на Урал. Кто не желал туда ехать, мог взять расчёт. Я уволился и отправился домой, к родителям в город Данилов, Ярославской области.
Восемнадцать лет мне исполнилось 21 июля 1942 года. И мы с приятелем сразу подали заявление в Даниловский военкомат с просьбой призвать нас в армию. Нам мальчишкам казалось, что война это сплошные приключения и романтика. Но меня призвали в октябре. В тот день меня послали в колхоз, вместе с другими служащими, теребить лён. Повестку из военкомата мне привёз посыльный, на трофейном мотоцикле, прямо в поле. Когда я взял эту бумажку в руки, мне стало жутковато, вся романтика куда-то исчезла, умирать не хотелось. Я вспомнил о недавней гибели моего друга Олега Коровкина, нашего Павлика, значит и мне придётся умереть. Эту реальность, в той ситуации, я отчётливо осознал, и в мыслях стал готовить себя умереть за Родину.
В тот же день мне надо было явиться в военкомат, поэтому я сразу поехал с мотоциклистом домой. Переодевшись в одежду похуже, потому что её всё равно придётся поменять на военную форму, я пошёл в военкомат, а потом на вокзал. Меня провожали мама и младшие братья близнецы Саша с Вовой. Теперь они будут жить втроём. Папа ушёл на фронт добровольцем раньше меня.
Мама не плакала, но была очень серьёзной. Она вручила мне карандаш, тетрадь и просила писать письма, хотя бы одну строчку.
Зачислили меня в учебный снайперский полк, входивший во вторую учебную бригаду, прослужил там почти год, а летом 1943 года, меня перевели в Москву, в центральную школу инструкторов снайперского дела (ЦШИСД). Прибыл я туда уже с погонами сержанта и был назначен заместителем политрука роты. Командиром нашей роты в школе, был герой Советского Союза, известный снайпер с Ленинградского фронта, Владимир Пчелинцев. Так, в третий раз, я оказался в Москве, которая преобразилась на мирный лад, потому что фашистов уже гнали на всех фронтах. Центральная школа инструкторов снайперского дела находилась на станции Вешняки на окраине Москвы. Поездом можно было доехать до Ярославского вокзала за пятнадцать минут.
Учили курсантов в снайперской школе тринадцать месяцев, по очень насыщенной программе. В то время в офицерском училище учили девять месяцев, нам же, после окончания учёбы присваивали звание не выше старшины. Занятия по стрельбе у курсантов были основными. Нас учили стрелять из всех видов стрелкового оружия, как нашего, так и трофейного.
Стоит ли рассказывать об учёбе в снайперской школе. Почти все дни там были похожи друг на друга, да и методы обучения, возможно, являются до сих пор государственной тайной. Одно надо сказать, что гоняли нас на совесть. Кроме стрелкового дела, большое внимание уделялось физической подготовке, а так же обучали немецкому языку, который я после восьми классов школы неплохо знал, и с интересом изучал.
Глава 3
Направление на фронт
В сентябре 1944 года, вместе с тридцатью курсантами, меня направили в одиннадцатую гвардейскую армию, входившую в состав третьего Белорусского фронта. В снайперской школе нам выдали трёх суточный паёк, смену белья и шинели из очень ценной английской шерсти. С вещевыми мешками, скрученными шинелями, но без оружия, (его выдали на передовой) мы добрались до штаба армии, в сопровождении офицера. Штаб одиннадцатой армии находился на окраине небольшого городка, где то за Минском. Через Минск мы проезжали и меня поразили масштабы разрухи в городе. Да и везде в Белоруссии следы недавних кровопролитных боёв были хорошо видны.
Когда мы прибыли на место назначения, нас построили перед штабом в шеренгу и велели ждать. К нам вышел командующий одиннадцатой гвардейской армией, генерал Галицкий Кузьма Никитович. Боевого генерала я увидел впервые. Держался он просто, не заносчиво и произвёл на меня хорошее впечатление. Генерал выступил перед нами с короткой речью, рассказал о боевом пути армии, что она участвовала в разгроме врага под Москвой. Он так же поставил перед нами задачу на ближайшее будущее – это добиться превосходства над немцами в снайперских поединках, чтобы наши снайпера были лучше обучены и обладали высокими бойцовскими качествами. Галицкий поговорил с каждым курсантом, проходя вдоль строя. На это он потратил больше часа. Поравнявшись со мной, он спросил фамилию и откуда я родом. Услышав мою фамилию, поинтересовался, не поляк ли. Я ответил, что русский, но фамилия белорусского происхождения. Рядом с генералом шёл офицер, и он подал мне направление. В завершение нашего разговора Галицкий пожал мне руку и объяснил, что подчиняться я буду непосредственно командиру полка, подполковнику Приладышеву.
Когда Галицкий отошёл от меня и беседовал с другими курсантами, я прочитал выданное мне направление. В нём было написано следующее: «Старшина Сержпинский Н.С. направляется в пятую, гвардейскую, Городокскую, ордена Ленина, красного знамени и Суворова второй степени, стрелковую дивизию, в 21 й полк, на должность снайпера инструктора. Использовать только по назначению».
Дивизия состояла из трёх стрелковых полков и полка артиллерии. То есть он выделил по одному снайперу инструктору на каждый полк. Нас четверых, направленных в пятую дивизию, повезли, вместе с другим пополнением, на американской автомашине «студэбеккер». По мере приближения к фронту, всё отчётливее слышались раскаты грома, хотя грозовых туч на небе не было. На душе становилось тревожно и тоскливо. Я понимал, что и у моих попутчиков, такое же настроение. Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я начал разговор с ними на отвлечённые темы. Всех троих курсантов, разумеется, я хорошо знал, а Толик Набоков был одним из моих близких друзей, приобретённых за период учёбы в снайперской школе.
Я спросил его, в какой полк он направлен и оказалось, что в артиллерийский. – Значит, будем соседями, – сказал я другу. – Это хорошо, можно ходить в гости.
– Да вряд ли, – возразил Толик, – там не до гостей. На войну едем, а не на курорт.
Говорить на отвлечённую тему не получилось. Все думы были только о том, что ждёт нас на передовой. Много рассказов мы слышали от нашего командира и наставника Пчелинцева. Мне казалось, что я хорошо представляю войну, всё знаю о ней, но, даже ещё не приблизившись к фронту, стало ясно, что не совсем правильное было моё представление. Вот навстречу нам ехала грузовая машина, с открытым кузовом. На дне кузова плотно лежали раненые и громко кричали от боли, когда трясло на ухабах. Везли их словно дрова. Просёлочная дорога вела нас мимо сгоревших деревень. Женщины с детьми сиротливо стояли на пепелищах своих домов и со слезами на глазах смотрели нам в след. Ни кому до них не было дела.