Снайпер, который любил жареный рис

Голи Чжан

— Третье управление?

— Военная разведка. Укомплектование персоналом — первое управление, второе — боевые действия, разведка — третье, материально-техническое обеспечение — четвертое.

— Он был агентом разведки?

— Нет, нет, — поправил Ду, взмахнув рукой. — Это не бондиана какая-нибудь. Это военная разведка. Скорее даже научно-исследовательская работа, изучение военных тактик, применимых на материке, и тому подобное. Агент ноль-ноль-семь по другому ведомству.

— А почему офицер предпочел Третье

управление?

— Ну, есть возможность получить назначение за границу в качестве военного атташе посольства.

— Это хорошо?

— За работу за границей выделяют дополнительную стипендию. Но если переходишь из Третьего управления на посольскую работу, придется побороться, чтобы подняться выше бригадного командира.

— Хуан когда-нибудь служил военным атташе?

— Насколько мне известно, нет. Работа в Третьем управлении не гарантирует такую должность.

У наудачу озвучил осенившую его мысль:

— Прошу прощения за личный вопрос: у вас есть какие-нибудь татуировки?

Ду с изумлением воззрился на него.

— Нет. Только родимое пятно на голове.

— А у многих солдат татуировки есть?

— Полагаю, да. Молодые любят что-нибудь этакое, чтобы круто смотрелось.

— А какие самые популярные?

Ду на миг прикрыл глаза.

— Военная символика. У воздушного десанта это раскрытый парашют и нож. Иногда напиваются в день демобилизации и решают сделать себе татуировку на память.

— А много здесь тату-салонов поблизости от базы?

По застывшему бетону лица Ду наконец проползла трещина улыбки:

— Вы в армии служили, инспектор?

— Полицейская академия считается?

— Заполняя в первый день формуляры, — продолжил Ду, — все сильно приукрашивают свои предыдущие профессии. Мойщик посуды пишет, что он повар, и так далее, надеясь, что его избавят от физической нагрузки и назначат на легкую работу. В любом случае в числе прочих окажутся и татуировщики. Найдешь такого, и сэкономишь немного.

У надеялся, что салоны тату могут стать хорошим источником информации. И на том спасибо.

У проводил Ду к выходу. Что теперь? Дело подошло к знакомой точке: есть четкое представление о личности преступника — и никакого представления, где его искать.

Пришло послание от Умника:

«Чешская полиция обнаружила второго снайпера в маленьком городке под названием Тельч. Анонимная наводка, по прибытии полиции — перестрелка. Подробности позже».

Ян, судмедэксперт, позвонил У.

— Привет, У, еще не на пенсии? Давай я тебя обедом угощу.

Все ли у него в порядке с головой?

— Кто бы возражал. Сообщи когда.

— Разумеется. У меня для тебя хорошая новость: только что поступило тело из Суншаня. На руке татуировка.

— «Семья»?

— Ты зациклился, У, тебе нужно отдохнуть. Сходи на караоке, потискай смазливую девчонку. Это дракон, со спины тянется к груди.

— Ну так и что? У каждого городского гангстера есть где-нибудь на теле дракон или тигр.

— Ты прав, они это дело обожают. А ты отвечаешь за расследование деятельности организованных преступных группировок. И если у них повсюду наколоты драконы и тигры, может, там и «семья» найдется?

Предположение Яна подстегнуло У к действиям, и он торопливо выбежал, волоча за собой пальто.

Кафе Чжу Ли, через две улицы от офиса. Ее отец с тридцати лет возглавлял банду, отсидел три года, когда в восьмидесятых закручивали гайки. Теперь он был на пенсии: добродушный папаша, расположившийся у дверей дочкиного кафе; этакий ангел-хранитель.

Можно ли уйти на пенсию из организованной преступности?

Чжу Ли никогда не была замужем. Это кафе, нежащаяся на солнышке кошка, рядом с которой похрапывает на стуле папаша. Вот и вся жизнь Чжу Ли.

— Сколько лет, сколько зим, У! Только не говори, что перешел на здоровый образ жизни, мой бизнес жив только благодаря твоим порокам.

— Да просто дел полно. Мне бы кофе. Африканского.

— Будешь пить, что дадут. У меня тут кофейного меню нету.

В любое время года Чжу Ли одевалась одинаково. Талия в рюмочку, чтобы подчеркнуть бедра и бюст, мини-юбка, колготки и высокие каблуки, на которых она держалась неважно. Сексапильность восьмидесятых, сохранившаяся как реликт прошлого века.

— Я слышала, ты на пенсию выходишь? — Чжу Ли поставила перед ним кофе и уселась напротив с определенным намерением не сходить с места, пока следующий посетитель не придет У на помощь.

— Семь дней, — ответил он, взглянув на часы. — Или шесть дней и шесть рабочих часов.

— Ты в самом деле уходишь? Мужчина не должен выходить на пенсию: только жену раздражать.

— Раздражать? Это я-то?

— Вон мой отец день-деньской сидит дома, делать ему нечего. В постель не уложишь: у него простата, погулять не выведешь: у него суставы. В кино не пойдет, потому что дорого и вообще дома есть телевизор. Утром ему подай завтрак, потом газету, потом телевизор, потом ланч, потом вздремнуть, и вот уже опять обедать. А вечером он уже хочет знать, что у нас следующим утром на завтрак. Не раздражает?

— Вообще-то да, — хмыкнув, согласился У.

— Поговори со своим боссом и оставайся. Ты ведь можешь оставаться, пока тебе не стукнет шестьдесят пять, верно?

— Но потом-то мне все равно уходить.

— Это другое. Тогда у тебя будет бесплатный проездной, бесплатное медобслуживание. Ты не будешь вылезать из больницы, будешь приставать к докторам со своим давлением и клянчить снотворное. Жена будет довольна.

Прозвенел колокольчик над дверью. Спаситель У, очередной клиент.