Шрифт:
Annotation
Молодой альпинист Равиль попадает в безвыходную ситуацию. Он пошел на неоправданный риск и может заплатить за опрометчивость собственной жизнью…
Алим Тыналин
Алим Тыналин
Снег на языке
Равиль полулежал на боку, стараясь не шевелить сломанной ногой и ловил ртом падающие снежинки.
Солнце
Равиль приоткрыл глаза, взглянул на слепящий диск солнца сквозь порхающие в небе снежинки. «Слепой» снег! Совсем как внизу, в городе, когда льет весенний «слепой» дождик.
Усмехнулся и опустил глаза. Жара и жажда — это не самые большие проблемы в его положении.
Равиль лежал на узком карнизе из подтаявшего снега, на склоне отвесной горы. Скоро солнце еще больше растопит снег, и он беспомощно соскользнет вниз, в глубокую пропасть. Скорее всего, это случится до конца дня. Так что жить ему осталось всего пару часов.
* * *
На покорение вершины тройка казахстанских альпинистов пошла рано утром, в четыре часа. Хотели до восхода пересечь по ледяной корке самый опасный участок маршрута.
Пересечь успели, но другая опасность таилась, оказывается, впереди. Там, где никто не ожидал.
Равиль был самым молодым в тройке. Самым юным, дерзким и оттого успешным. В двадцать лет за спиной уже три покоренных восьмитысячника. Двое напарников — двадцативосьмилетний Юрий и тридцатилетний Ерсан — восьмитысячники еще не покоряли.
Поэтому они согласились на предложение Равиля пройти «карниз» на маршруте по прямой, не теряя времени на обход.
До вершины оставалось рукой подать. Если пойти вкруговую, по безопасному флангу, можно потерять целых сорок минут. А напрямик можно обернуться максимум за десять. Равиль убедил товарищей рискнуть.
Тем более, что днем ранее тройка других альпинистов прошла именно этим путем, благополучно покорила вершину и вернулась в базовый лагерь. Правда, Мурат из этой тройки отговаривал идти по их следу, сославшись на слишком солнечную погоду и быстро таящий снег. А еще жаловался, что в спешке потерял где-то рацию.
В общем, поспешишь — людей насмешишь. Или погубишь.
Все получилось хуже, чем в самом страшном кошмаре. Где-то на середине пути, когда Равиль прошел половину «карниза», раздался шелестящий звук. Парень оказался сбитым с ног массой снега, плавно скользящего по склону. Пытался укрепиться ледорубом, но бесполезно. Не успел опомниться, как поверхность горы ушла из-под ног.
Вместе со снегом он сорвался со скалы в пропасть. В ушах послышался бесполезный крик Ерсана: «Держись!». Обвязка не помогла. Он как раз хотел закрепить ее после перехода «карниза».
И все. Краткий полет в воздухе, тяжелый удар, темнота в глазах.
Очнулся Равиль
Сверху увидеть его было невозможно, товарищи наверняка посчитали, что он улетел в пропасть. Равиль кричал какое-то время, но понял, что это бесполезно. Снова потерял сознание.
* * *
Очнулся ночью, от дикого холода. В ноге пульсировала боль, через толщу комбинезона чувствовался открытый перелом. Равиль слабо удивился тому, что еще жив. Стараясь не слишком тревожить сломанную ногу, перевернулся на спину.
Звезды ярко сияли в темном небе. Ветерок, посвистывая, скользил по горам. Вокруг неполной луны светился еле заметный круг. Это значило, что завтра будет солнечно и безоблачно. И еще — что расселину растопят лучи, и он обязательно сорвется.
— Мама, прости, — прошептал парень. — Ты меня больше не увидишь. Так получилось, мам…
Хотел попросить прощения у отца и не смог.
Отец не простил бы его.
Вот такого, беспомощного и распростертого в выемке скалы. Не способного сделать хотя бы попытку спасения.
— Ты знаешь, почему я осуждаю самоубийц? — спросил однажды отец, когда они обсуждали какой-то фильм, возвращаясь из дальней поездки на машине. — Потому что они доказали, что являются слабыми людьми. Не способными оставить после себя потомство. Когда они встречаются с трудностями и проблемами, вместо того, чтобы принять вызов и драться, они предпочитают навсегда уйти с ринга. Нет, я ничего не имею против них. Это их выбор, в конце концов. Но отказаться от борьбы, сдаться, подняв руки — вот чего я никогда не пойму и не приемлю. По мне, уж лучше подохнуть, пытаясь хоть как-то изменить ситуацию к лучшему, чем сложить руки и покорно пойти ко дну.
Равилю показалось, что отец сидит рядом с ним около края расселины в скале и смотрит в темноту, качая головой. Как бы говоря:
— Уж от кого, а от тебя я такого не ожидал, Рава!
Парень даже повернулся к отцу. Хотел оправдаться.
А потом заметил в лунном свете, что вдоль расселины к вершине скалы ведет узенькая, еле приметная тропка. Раньше он вообще не смотрел в ту сторону.
Равиль перевернулся на живот, застонав от боли. Медленно пополз к тропке, подтягиваясь по снегу руками и здоровой ногой.
* * *
К утру он вскарабкался к краю «карниза». Совершенно измотанный, с обмороженными руками. На раскаленном лбу можно жарить яичницу.
Щурясь на солнце, Равиль лежал на спине и совал снег в рот, стараясь утолить жажду.
Полежав полчаса в лихорадочной полудреме, он заставил себя ползти дальше. Без разницы, куда. Лишь бы двигаться, а не подыхать на месте.
Остановился от сухого, раздирающего грудь кашля. Потом огляделся по сторонам, немного придя в себя.