Снег
Шрифт:
Круглолицый сотрудник управления рассказал о том, какой Ладживерт жестокий террорист, какой великий заговорщик и какой заклятый враг республики, получающий средства от Ирана, таким тоном, будто говорил "Выздоравливайте!". Совершенно очевидно, что именно он убил телевизионного ведущего, и поэтому; было принято решение его арестовать. Он разъезжал по всей Турции и организовывал сторонников введения шариата.
— Кто помог вам с ним встретиться?
— Некий студент из лицея имамов-хатибов, имени которого я не знаю, — ответил Ка.
— Сейчас попытайтесь опознать и его, — сказал круглолицый сотрудник управления. — Будьте внимательнее, вы будете смотреть через наблюдательные; окошки в дверях камер. Не бойтесь, они вас не узнают.
Они отвели Ка вниз по широкой лестнице. Когда сто с лишним лет назад это красивое
Полицейский, по движениям которого было понятно, что он и раньше это делал, осторожно надел на голову Ка офицерскую фуражку. Сотрудник НРУ с носом, похожим на клюв, который забирал Ка из отеля, со всезнающим видом сказал:
— Они очень боятся офицерской шапки.
Когда Ка приблизился к первой двери справа, полицейский резким движением открыл маленькое окно на железной двери камеры и изо всех сил закричал: "Внимание, офицер!" Ка заглянул внутрь через окошко шириной с ладонь.
В камере размером с большую кровать Ка увидел пятерых человек. Может быть, их было и больше: они сидели друг на друге. Все сидели, прижавшись к грязной стене напротив; они неуклюже построились, так как еще не служили в армии, и закрыли глаза, как их до этого с угрозами научили делать. (Ка почувствовал, что некоторые из них смотрят на него сквозь опущенные веки.) Несмотря на то что с того момента, как произошел переворот, прошло только одиннадцать часов, все они были острижены под ноль и у всех лица распухли от побоев. В камерах было светлее, чем в коридоре, но Ка они показались похожими друг на друга. Он растерялся: его охватило сострадание, страх и стыд. Он обрадовался, что не увидел среди них Неджипа.
Увидев, что он не может никого опознать ни во втором, ни в третьем окошке, сотрудник Национального разведывательного управления с птичьим носом сказал:
— Нечего бояться. И вообще, когда дороги откроются, вы отсюда уедете навсегда.
— Но я не могу никого узнать, — сказал Ка с легким упрямством.
Потом он узнал нескольких человек: он очень хорошо помнил, как первый кричал что-то задиристое Фунде Эсер, когда она была на сцене, и другого, который постоянно выкрикивал политические лозунги. Он подумал, что если он донесет на них, то докажет, что намерен сотрудничать с полицией, и сможет сделать вид, что не знает Неджипа, если они столкнутся (потому что, как бы то ни было, преступления этих молодых людей не были серьезными).
Но он ни на кого не донес. В одной камере некий юноша с лицом, залитым кровью, стал умолять Ка:
— Господин офицер! Не надо сообщать матери.
Очень возможно, что этих юношей избили кулаками и сапогами, под влиянием первого порыва восстания, не используя специальных приспособлений. И в последней камере он не увидел человека, похожего на убийцу директора педагогического института. Он успокоился, что не увидел здесь Неджипа.
Наверху он понял, что круглолицый человек и те, кто отдают ему приказы, твердо решили как можно скорее найти убийцу директора педагогического института и представить его жителям Карса как первый успех переворота, а может быть, и сразу повесить его. В комнате сейчас был еще какой-то отставной майор. Он нашел возможность каким-то образом прийти в Управление безопасности, несмотря на запрет выходить на улицу, он просил отпустить своего племянника, которого задержали. Он просил, чтобы его молодого родственника, по меньшей мере, не пытали и чтобы общество его не обижало, и рассказывал, что нищая мать парня, поверив в ложь, что государство раздает шерстяные пальто и пиджаки бесплатно всем государственным студентам, записала своего сына в училище имамов-хатибов, но на самом деле все они — сторонники Республики и Ататюрка. Круглолицый
— Господин майор, здесь ни с кем плохо не обращаются, — сказал круглолицый и отвел Ка в сторону: убийца директора и люди Ладживерта (Ка почувствовал, что тот предположил, что это одни и те же люди), возможно, наверху в городе, среди задержанных на ветеринарном факультете.
Ка вновь посадили в тот же военный грузовик вместе с человеком, забиравшим Ка из отеля, нос у которого был похож на птичий клюв. В дороге Ка почувствовал, что счастлив от красоты пустых улиц, от того, что в конце концов смог выйти из Управления безопасности, и от удовольствия, которое доставляла ему сигарета. Часть его разума говорила ему, что он втайне радуется, что произошел военный переворот и что власть не оказалась в руках сторонников религиозных порядков. Он поклялся, чтобы таким образом успокоить свою совесть, не сотрудничать с военными и полицейскими. В следующий момент ему в голову пришло новое стихотворение, с такой силой и таким странным оптимизмом, что он спросил у носатого сотрудника НРУ:
— Можно остановиться в какой-нибудь чайной и выпить чаю?
Большая часть встречавшихся в городе на каждом шагу чайных домов для безработных была закрыта, но они увидели одну работающую чайную на Канальной улице, где работал заварщик, и рядом с которой можно было бы оставить военный грузовик, не привлекая внимания. Внутри кроме мальчика-официанта, ожидавшего окончания запрета выходить на улицы, было трое юношей, сидевших в углу. Они напряглись, увидев, что вошли два человека, на одном из которых была офицерская фуражка, а другой был в штатском.
Человек с птичьим носом сразу же достал из пальто пистолет и с профессионализмом, вызвавшим у Ка уважение, приставил молодых людей к стене, на которой висела огромная картина со швейцарским пейзажем, обыскал их и взял их удостоверения личности. Ка, решивший не воспринимать происходящее всерьез, сел за стол, стоявший рядом с негоревшей печью, и спокойно записал стихотворение, появившееся в голове.
Главной темой стихотворения, которое Ка впоследствии назовет "Улицы мечты", были заснеженные улицы Карса, но в этих тридцати шести строчках много говорилось и о старых улицах Стамбула, о городе-призраке Ани, оставшемся после владычества Армении, о пустых, страшных и удивительных городах, которые Ка видел в своих снах.
Закончив писать стихотворение, Ка увидел по черно-белому телевизору, что вместо утреннего исполнителя народных песен показывают беспорядки в Национальном театре. Судя по тому, что вратарь Вурал вновь начал рассказывать о своих любовных романах и о пропущенных голах, он вспомнил, что через двадцать минут он сможет увидеть себя по телевизору читающим стихи. Ка хотел вспомнить то стихотворение, которое не смог записать в тетрадь и забыл.
Через заднюю дверь в чайную вошли еще четыре человека, — сотрудник НРУ с птичьим носом, вытащив пистолет, выстроил у стенки и их. Курд, управлявший чайной, рассказывал сотруднику НРУ, обращаясь к нему "мой командир", что эти люди не могли нарушить запрет выходить на улицу и поэтому пришли с заднего двора, пройдя через сад.
Сотрудник НРУ на всякий случай решил проверить правдивость этих слов, да и у одного из этих людей не было при себе удостоверения личности, и он дрожал от страха. Сотрудник НРУ сказал ему, чтобы он тем же путем отвел его к себе домой. С молодыми парнями у стены он оставил водителя, которого вызвал из машины. Ка, положив тетрадь со стихами в карман, отправился следом за ними; через заднюю дверь чайной они вышли во двор, покрытый снегом и льдом, затем, перебравшись через низкий забор, поднялись по трем обледенелым ступенькам и, сопровождаемые лаем собаки, спустились в подвал неокрашенного и осыпавшегося, как большинство домов в Карсе, бетонного здания. Здесь стоял тяжелый воздух, пахло углем и несвежими телами. Человек, идущий впереди, отошел в угол и встал рядом с гудящим котлом водяного отопления, отгороженным пустыми картонными коробками и ящиками из-под овощей: Ка увидел на кровати, сделанной на скорую руку, спящую белолицую молодую женщину невероятной красоты и интуитивно обернулся. В это время человек без удостоверения личности дал носатому сотруднику НРУ паспорт, Ка из-за гула котла парового отопления не мог расслышать, о чем они говорили, но в полутьме он увидел, что человек достал второй паспорт.