Снега, снега
Шрифт:
– Голова что-то разболелась, – виноватым голосом призналась Ванда. – В висках тихонечко стучит, затылок ломит. Ломит и ломит… Наверное, после этого дальнего перелёта. С непривычки.
– Надо принять таблетку.
– Я уже посетила местный медпункт и проглотила пару пилюль. А сейчас хочу принять горячий душ. Вдруг, поможет?
– Ладно, не буду мешать, – понятливо вздохнул Лёха. – Пойду готовить праздничный ужин. Старательно и с любовью…
Он извлёк из холодильника два замороженных говяжьих бифштекса, полиэтиленовый пакет с замороженной
Минут через сорок-пятьдесят Лёха констатировал:
– Нормальный вариант – для полноценного свадебного банкета на две молодые и голодные персоны. Четыре экзотических холодных салата – из всякой консервированной всячины. Бифштексы с жареным картофелем и зелёным горошком. Что ещё требуется? Типа – для полного и окончательного счастья? Правильно, хороший алкоголь…
Он достал из пакета, подаренного лётчиками, три бутылки – две длинных, вытянутых, и одну низенькую, приземистую, тёмно-синего стекла.
Подумав с минуту, Лёха вскрыл всё три, поочерёдно поднёс к носу бутылочные горлышки, после чего довольно пробормотал:
– Белое креплёное вино, красное сухое вино и нечто, напоминающее – по характерному запаху – ирландский виски. Отличный набор, ничего не скажешь…
Когда он уже завершал сервировку праздничного стола, в кают-компанию вошла Ванда – бледная, растрёпанная и ужасно-расстроенная.
– Милый, ужасно болит голова, – бесконечно-виноватым голосом сообщила жена. – Прямо-таки, раскалывается на части… Ты не сильно обидишься, если я лягу спать?
– Не сильно.
– Спасибо… А супружескими жаркими делами мы займёмся завтра. С самого утра. Хорошо?
– Ладно, как скажешь.
– Не обижайся, пожалуйста.
– Я не обижаюсь.
– Честно?
– Честно.
– Тогда – спокойной ночи?
– Спокойной ночи…
Ванда, плотно притворив за собой дверь, ушла в спальню.
– Вот тебе, любимая бабушка, и долгожданный Юрьев день, – тихонько резюмировал Лёха. – То бишь, полный облом, а не полноценная первая брачная ночь. Да, не было печали у заслуженного гусара… Мать его! Тоска смертная…
От смертной тоски он принялся лечиться традиционным гусарским способом-методом. То есть, старательно воздавая должное спиртным напиткам, оказавшимся под рукой. Под свой бифштекс – покончил с виски. Под второй, изначально предназначенный для молодой жены, с белым вином…
А потом навалилась вязкая и предательская дрёма.
«Здесь буду спать. Здесь! – решил Лёха. – Ну, её, супружескую спальню. Ну, её! Толку-то… Пристрою – целомудренно – руки на обеденном столе. Поверх них – не менее целомудренно – размещу буйну голову и всё прочее. Чай, не впервой…»
Но заснуть ему не удалось.
– Отважный идальго! – позвал нежный игривый голосок. – Очнитесь! Посмотрите-ка на меня. Ну, пожалуйста!
Лёха,
«Какая красивая женщина! – восхищённо зацокал хмельной внутренний голос. – Причём, совершенно обнажённая и безумно-привлекательная. Блин сексуальный! Стоп, это же…»
– Милый, у меня голова больше не болит, – обворожительно улыбаясь, сообщила Ванда. – Я – однозначно и всенепременно – готова к выполнению супружеского долга. Приходи, пожалуйста, быстрей…
Жена скрылась в спальне.
«Надо подниматься, братец, – посоветовал разумный и хладнокровный внутренний голос. – Аккуратней, осторожней… Смотри, бродяга, не упади! И, главное, не опозорься… Так тебя и растак, забулдыгу горького! Морду пропитую…»
Глава четырнадцатая
Дальние острова – вотчина леммингов
По его лицу – бодро и надоедливо – скакал весёлый солнечный зайчик. Отчаянный такой зайчик, легкомысленный и слегка хулиганистый.
«Такого быть – просто-напросто – не может, – подумал Лёха. – Глухое заполярье, конец хмурого декабря месяца, раннее утро. Откуда здесь взяться яркому солнышку?»
– Апчхи! Мать его… Апчхи!
– Алекс, дай поспать, – жалобно попросил сонный женский голос. – Совесть поимей. А не только меня, бедную. Не буди, пожалуйста…
– Ну, да. Конечно, – покорно забубнил, вылезая из кровати, Лёха. – Не буду. Ага…
На полу, как бы между прочим, обнаружились мохнатые домашние шлёпанцы. Он ловко вдел ноги в тапочки и, прихватив с прикроватной тумбы штаны и рубаху, прошёл в кают-компанию.
«Фу, совсем другое дело! – облегчённо выдохнул ворчливый внутренний голос. – Практически свежий воздух. А в этой супружеской спальне, братец, пахнет таким безудержным развратом. Это – что-то… Чего, интересно, вы там – совместно с молоденькой жёнушкой – вытворяли прошедшей ночью? Не помнишь? Ай-яй-яй! Пить надо меньше… Кстати, на простыне обнаружилось несколько красно-бурых пятнышек. Смекаешь? Следовательно, всё нормально. Ура! Наша благородная графиня, действительно, была безупречно-девственной. Как бы так… С этим радостным моментом всё понятно. Сигаретку бы сейчас. Типа – крепкую. Можно и без фильтра. Нет никаких табачных изделий? Ну, и ладно… Братец, а с вечера, если память, конечно, мне не изменяет, оставалась непочатая бутылка сухого винца. Козырная утренняя вещь… Вперёд! Как говорится, за орденами и славой…»
Приняв на грудь пару фужеров красного вина, он с удовольствием закусил остатками крабового салата, после чего запечалился:
– Практически ничего не помню. Как оно всё было? Получилось ли у меня? Не получилось?
– Получилось-получилось, – заверил звонкий голосок. – Всё было очень мило и здорово. По крайней мере, мне понравилось.
В столовую вошла Ванда, завёрнутая в мохнатое банное полотенце. Причём, полотенце, проходя под женскими подмышками, оставляло открытыми белоснежные точёные плечи и большую часть стройных ног.