Снега, снега
Шрифт:
– Перемещаются… Подожди, я только правильно сориентируюсь на местности. То бишь, возьму нужный азимут… Ага, всё понял. Идём на юг, прочь от морского побережья. Вон на ту приметную горушку с раздвоенной вершиной. На её склоне и расположена искомая точка за номером шестнадцать…
– Долго туда идти?
– Часа за полтора, Бог даст, дошагаем. А когда разберёмся с шестнадцатой точкой, то повернём на восток и направимся к третьей. Это ещё около четырёх с половиной километров. Короче говоря, к обеду вернёмся.
– К позднему обеду, – уточнила Ванда.
Они размеренно шагали вдоль обрывистого берега ручья, нёсшего свои серо-голубые воды к океану. Течение в ручье было очень медленным. Время от времени над сонными водами раздавались громкие всплески – это шустрые северные рыбины охотились за редкими мошками и комарами.
– Ой, что это? – вытягивая руку вперёд, насторожилась Ванда. – Оно приближается…
– Отойдём в сторону от русла, – снимая с плеча ремешок карабина, решил Лёха. – Вон на тот холмик.
Над серо-голубыми водами ручья – в сторону моря – плавно перемещалась белая воронка.
– То ли маленькое торнадо, то ли гигантский водоворот, – засомневался Лёха. – Хрень какая-то. Блин моржовый.
– Я же, кажется, просила…
– Понял-понял. Больше, честное слово, не буду… Ещё один белый водоворот уверенно проследовал к морю.
– Ага, проследовал. А вон сразу три белых воронки – одна за другой – приближаются…
Через некоторое время Лёха объявил:
– Всё, никаких водоворотов и мини-торнадо больше не наблюдается. Возвращаемся, боец Петрова де Бюсси, на прежний маршрут.
– Ничего себе, – оказавшись на речном берегу, удивлённо присвистнула Ванда. – Чудны дела твои, Господи!
Весь ручей был забит мёртвой рыбой. Дохлые щуки, окуни, ленки, хариусы и форели – медленно и печально – двигались, влекомые ленивым течением, к океану.
Сзади послышалось громкое и резкое шипенье.
Обернувшись, Лёха невозмутимо сообщил:
– На вершине холмика, где мы стояли пару-тройку минут назад, из земли бьёт – метра на три-четыре в высоту – шикарный фонтан. И, судя по характерным признакам, это – крутой кипяток. Мать… Извини, любимая. Чёрт его побери! Ну, и места здесь.
– Неуютные и опасные места, – подтвердила Ванда. – Занесла нас нелёгкая… Что же тут, интересно, начнётся, когда на планету грохнется гигантский камень, который «церковники» именуют «астероидом»?
– Узнаем. Естественно, когда камушек приземлится…
Вскоре русло ручья резко отвернуло в сторону.
– Идём прямо, – уверенно махнул рукой в сторону сопки с раздвоенной вершиной Лёха.
– Пахнет как-то странно, – обеспокоенно задёргала крыльями аристократического носа Ванда. – Приторной сладостью…
– Шагаем. За мной! Раз-два. Раз-два.
Через несколько минут Ванда расстроилась:
– Мёртвая птичка лежит между камней. Кажется, дикая утка.
– Дикая, – подтвердил Лёха. – Откуда здесь взяться домашним?
– Вон ещё одна. И ещё. Ещё…
– Шагаем!
Мёртвой птицы встречалось всё больше и больше – утки, гуси, лебеди, бакланы, чайки.
– Воняет – просто ужасно и отвратно, – прикрывая нос рукавом комбинезона, ныла Ванда. – Может, повернём назад?
– Шагаем! Не к лицу – уважающим себя бойцам – сворачивать на полдороги, не выполнив задания руководства.
– А, разве мы – бойцы?
– Все люди – с точки зрения классической философии – являются бойцами.
– Все?
– Все.
– И с кем же они воюют-сражаются?
– С различными жизненными обстоятельствами и ситуациями. С окружающей общественной средой. С собственной тупостью, трусостью, ленью и непомерной гордыней…
На склоне приметной сопки – почти сразу – обнаружилась просторная ниша (явно искусственного происхождения), заполненная мёртвыми гусиными тушками.
– Всё понятно, – брезгливо поморщился Лёха. – Хитрое научно-исследовательское оборудование завалено дохлыми птичками. Придётся потрудиться в поте лица, усиленно сдерживая – при этом – естественные рвотные позывы… Сероглазка, отойди-ка в сторонку. Негоже нежным и трепетным бургундским графиням заниматься такими неаппетитными делами. Я и один справлюсь. Не впервой.
Шустро разбросал крылатые трупики по сторонам, он подытожил:
– Искомый прибор обнаружен. Чёрная антенна возвращена в исходное рабочее положение. Сигнальная лампочка загорелась приветливым нежно-изумрудным светом. Следовательно, первая часть полученного задания успешно выполнена… Поворачиваем на восток и браво следуем к третьей точке.
– А, может…
– Не может! Следуем.
Пройдя порядка двух километров, они вышли на ровное базальтовое плато.
– Страшное и неприветливое место, – зябко передёрнула плечами Ванда. – Чёрное-чёрное. Хотя… Впереди наблюдается широкая рыже-палевая полоса. Мне кажется, или эта полоска, действительно, слегка колышется?
– Похоже на то. Может, это оптический обман, спровоцированный светящимися облаками?
– Я не знаю таких умных слов… Слышишь? Какой-то странный, едва слышимый писк.
– Писк, – через четверть минуты подтвердил Лёха. – Давай-ка – от греха подальше – заберёмся на этот чёрный валун… Смелее, графиня! Ставь подошву ботинка на каменный приступок. Сейчас я тебя подсажу…
Понаблюдав пару минут с макушки валуна за окрестностями, он сообщил:
– Рыжая полоса, расширяясь, постепенно приближается… Вполне возможно, что это лемминги.
– Кто?
– Полевые мыши, обитающие в северных приполярных областях. В данном конкретном случае – миллионы и миллионы грызунов, перемещающихся куда-то по своим важным мышиным надобностям.
– Я читала про такое в толстых книжках, – нахмурилась Ванда. – Мол, все страны Скандинавии – в стародавние времена – неоднократно страдали от нашествия этих прожорливых тварей. Когда рыжих мышей нарождалось избыточно много, они спускались с гор и упрямо шли вперёд, поедая всё и вся, встреченное на пути. И даже умудрялись переправляться через небольшие речки… Мыши съедали все посевы на полях, разоряли – подчистую – амбары, зернохранилища и прочие продовольственные склады. Потом они обгладывали всю траву – на сотни и сотни километров. Люди и домашний скот – после их нашествий – умирали от голода. Но на человека лемминги, как ты их называешь, никогда не нападали.