Снеговик
Шрифт:
— Ну, говори! — шепчет в ответ, — а в глазах уже любопытство горит огнём. И как ей преподнести мою нелепую просьбу?
— Понимаешь, ко мне брателло двоюродный их Крыжополя приехал, да не дошёл от вокзала, обчистили до трусов! В прямом смысле! Явился гол, как сокол! Дай с твоего Мишки портки какие-нибудь, да рубашку, что не жалко, только подлиннее, пожалуйста.
— Мариш, ты уверена, что он брат?! У тебя отродясь их не было, — в глазах подруги зарождается недоверие, — вдруг, как в том году?
— Уверена! — вру напропалую,
— Где? В трусах?
— Ага, в трусах… — если бы у него были трусы…
Глава 5
— Ладно, погоди, сейчас насобираю, чего-нибудь, — удаляется в глубоких сомнениях.
Зато выкатывается её ненаглядный Михась. Именно выкатывается,
— Марих, привет! Айда за стол! Мы тут тортом второй день давимся! Помогла бы!
— Всё, Миш, я на диету сажусь! — объясняю, — видишь, еле штаны налезли.
— Эка печаль! Новые купи! Не жить теперь, что ли?
— Мишка, отстань от Маринки, ей не до тебя, — это Машка с баулом тащится, — на! Всё равно мало, выкидывать собиралась, а так, глядишь и сгодилось на бедное место!
— Спасибо, Машуль, — радуюсь, — брат будет в восторге!
— Может, ему ещё, чего-то нужно? — это Мишка уже. Добрый мужик, простой и щедрый.
— Да! Нужно, — припоминаю, — гантели килограммовые и хула-хуп! — у Мишки с Машкой глаза на лоб.
— Это всё брату? — надо снимать подозрения,
— Это мне! Начинаю новую жизнь!
— Ну, гантели где-то были у меня, — припоминает хозяин, — но тебе не унести, килограмма по три, каждая…
— Это лишковато, пожалуй, — соглашаюсь.
— А хула-хуп я тебе сейчас найду! — радостно заверяет Машка.
Ещё пауза минут на десять, и подруга торжественно вешает мне на шею обруч. Руки-то заняты! Остаётся только шея,
— На вот, для тебя, дорогая, ничего не жалко! Еле откопала…
— Ну, пока! — прощаюсь поскорей, у меня уже свербит, надо домой!
— Ты молодец, Мариш, — это подруга вслед, — потом торты жрать будешь, сначала надо замуж выйти!
— Ага! — мне уже не до неё, нужно, как-то в лифт с обручем просочиться. Пролезаю боком с третьей попытки, сначала анфас застрял, потом профиль зажало дверями, вернее, кусок обруча. Наконец, уместилась вся, жму носом кнопку, и в путь.
Кто бы видел, как я, запинаясь за хула-хуп, наступая на него периодически, тащилась до дома! Грохнулась, конечно, разок. Какие уж тут каблуки!
Кстати, скульптуры, что я лепила и, правда, след простыл! Специально той дорожкой прошла, чтоб проверить…
— Ты, где, пропала? — это Снеговик, да ещё и недовольно, по-хозяйски, понимаете ли! Принимает мои котомки.
— Нормально! — врезавшись сразу в оба косяка краями обруча, возмущаюсь, — понаписал
— О, Анна Степановна! — восторгается, заглядывая мне за спину Айсмен, — милости просим! Я тихо фигею, оборачиваюсь, а там…
Моя любимая соседка при параде с брошью под самым горлом на столетней крахмальной блузе, и в руках у неё большущее блюдо горяченьких, вкусненьких, ароматненьких пирожков!
— Ой, — радостно воскликает баба Нюра, — вот, как раз, и Мариночка вернулась! — Мариночка?! Да я от неё, кроме как малохольная сказочница, или ещё чего похлеще, иных эпитетов ни разу не слыхала! А тут Мариночка! Ещё на грудь давай упади, старая кошёлка!
— Да, да! У меня и чайник уже вскипел! — подтверждает нахал, втаскивая меня боком за обруч в квартиру, гостеприимно освобождая проход, продолжающей щебетать соловьём, соседке.
Нет слов! Чтобы скрыть острое недовольство и не вытолкать взашей пару, спевшуюся в моё отсутствие, ухожу переодеваться в спальню. Слышу, как они по очереди нахваливают друг дружку, ну, прям друзья, не разлей вода! Тоже мне петушка и кукух! Считаю до пятидесяти пяти, успокаивая нервы, и выхожу из укрытия.
Картина, предстающая моим глазам эпична: брутальный мачо, в порнографических серых трико по щиколотки, с обнажённым сексуально-притягательным торсом, едва прикрытым по центру моим розовеньким фартучком, где и нашёл-то? Я уж сто лет не помню, куда сунула его и когда, разливает чаёк, как вышколенный официант дорогого ресторана. А мадам Анна Степановна сидит на главном месте, лаская его влюблённым взглядом и, подсовывает в рот, думаю, уже не первый пирожок,
— Ммм — слышу стон восторга, — ка кукно! — с набитым ртом, а туда же! Вкусно ему, видите ли! Я может, тоже хочу!
— Мариночка, попробуй-ка мою стряпню, — радостно переключается соседушка, — ты с чем любишь? Вот тут с капусткой, а вот с луком и яйцом, а вот эти круглые с яблочками!
— С капустой, — отвечаю хмуро, но соблазн, помноженный на аромат сдобы, делает своё дело, сердце моё мягчеет. Но буквально на миг!
— Вы её сильно-то не пичкайте, дорогая Анна Степановна, Маришка решила начать новую жизнь, на диете с сегодняшнего дня! — воспитатель нашёлся!
— С заашнео! — парирую в ответ, пирог проглатывается сам, чуть ли не с пальцами, и я тянусь за следующим.
— Можно, конечно, и с завтрашнего, — шлёпает по руке Айсмен, — но и сегодня не наглей!
— Ну, ради знакомства? — умоляет за меня баба Нюра, всё-таки, она ничего, а пироги — песня!
— Хорошо! Только ради Вас, несравненная моя Анна Степановна!
Старушка млеет, облизывая глазами соблазнительного атлета, который, разлив всем чай, сам уминает уже четвёртый или пятый пирожок, так это только из того, что я видела!..