Снегурочка для детей министра
Шрифт:
Потом ко мне подходят дети, обнимая с обеих сторон. Они не очень понимают, что именно произошло, особенно Варя, но при этом понимают, что тетенька была плохой, что она обидела Эльвиру и расстроила папу.
– Она ведь не вернется? – спрашивает дочка, а я вздыхаю:
– Не знаю, малыш... Но сегодня – точно нет. А нам пора кушать и спать.
– Ты почитаешь нам «Волшебника Изумрудного города»? – спрашивает Богдан, и я киваю:
– Конечно, сынок.
Когда дети ужинают и засыпают, я пишу сообщение Эльвире, которую Валентина Петровна практически выгнала из дома:
«Эльвира, как вы добрались до дома, все нормально?»
Через несколько минут она мне отвечает:
«Все в порядке, Матвей Тихонович, не переживайте».
«Пожалуйста, простите за этот ужас. Мне так неловко и стыдно. Эту женщину подослали, чтобы унизить меня и украсть моих детей», – пишу я. Мне действительно очень неловко и стыдно, и Эльвира – единственный человек, которому мне почему-то хочется в этом признаться.
Она печатает:
«Я все понимаю. Простите, что ушла. Просто это было слишком, а я еще не восстановилась после болезни, не хотелось нервничать из-за этого. Да и вам гораздо удобнее и проще было разобраться с ней один на один».
Ну, в этом я не уверен, если честно. Эльвира как будто придавала мне сил, была широкими крыльями за моей спиной, но... в чем-то она права. Мои дети – это моя ответственность. Она не обязана была выслушивать эти оскорбления, защищать меня и вообще общаться с этой сумасшедшей... Тем более когда сама совсем недавно вышла из больницы, где чуть не умерла.
«Мы с детьми будем ждать вас в гости в любое время», – пишу я.
В этот раз Эльвира не отвечает гораздо дольше, а когда ответ наконец приходит, я сразу же понимаю, что девушка не хочет приезжать к нам в ближайшее время:
«Доброй ночи, Матвей Тихонович», – это все, что она пишет.
Делать нечего, я отвечаю:
«Доброй ночи», – и откладываю смартфон, в сотый раз за вечер проклиная Анатолия и подосланную им Валентину Петровну.
На следующий день я встречаюсь со своим адвокатом, рассказывая ему о визите сотрудницы опеки и о том, что Анатолий начал открытую войну. Внимательно выслушав меня, Геннадий Дмитриевич вздыхает:
– Нам нужен план.
– Какой план? – спрашиваю я, готовый записывать все, что он скажет.
– Во-первых, нужно исправить все недочеты, отмеченные этой в ходе проверки, – говорит мой адвокат. – Нанять горничную, которая будет поддерживать в доме идеальную чистоту. Включить отопление во всем доме. Получить ветеринарные паспорта и сделать прививки котятам. Организовать медицинские освидетельствования для вас и ваших детей о том, что вы психически здоровы и стабильны. И избавиться от той девушки, конечно.
– От Эльвиры?! – переспрашиваю я. – Она спасла Варвару и Богдана!
– Я все понимаю, но она никто для вас и ваших детей. Если она останется в вашей жизни – Анатолий всегда найдет способ прикопаться. Лучше найдите себе женщину, которая выйдет за вас замуж и сможет дать вашим детям полную семью. Это будет гораздо лучше для будущих судов.
– Вы предлагаете мне жениться?! – офигеваю я, и в моей голове почему-то появляется образ Эльвиры в свадебном платье...
ЭЛЬВИРА. 26 глава
– Юная студенточка ищет себе богатого папика, только и всего! – эти слова так и звенят отголосками у меня в ушах, даже когда я уже далеко, очень далеко от этого дома и от этой ужасной женщины... И другие слова тоже: – Вместо того, чтобы тратить деньги на своих родных детей, спускаете их на красивую малолетку, которая чуть ли не в дочери вам годится!
О боже...
Мне становится больно, страшно, стыдно.
Потому что, как мне кажется, она действительно во многом права, эта жестокая, грубая, подкупленная врагами женщина, пришедшая в дом Матвея Тихоновича, чтобы отобрать у него детей.
Он и вправду потратил на меня немало денег, хотя вовсе не был обязан. Он принял меня в своем доме, познакомил со своей прекрасной семьей, спас мою жизнь... в прямом смысле этого слова спас! Я обязана ему всем – но мне нечем отплатить за эту доброту и щедрость. Я – обычная студентка театрального университета, а он – чертов заместитель министра!
Между нами пропасть: социальная, финансовая, да даже в возрасте! Не зря же Валентина Петровна назвала его богатым папиком по отношению ко мне... Мне – всего двадцать три. А Матвею Тихоновичу – я посмотрела в интернете, – уже тридцать пять! Конечно, это совсем не возраст для богатого успешного мужчины, но... Между нами больше десяти лет разницы! О чем еще могут подумать другие люди?! Только о том, что я нашла себе мужчину постарше и побогаче, а теперь раскручиваю его на бабки!
Не то чтобы меня волновало мнение других людей, но... в семье Матвея Тихоновича грядут новые суды и борьба за то, чтобы Варя и Богдан жили с отцом, и я в этой истории – явно лишний элемент. Я должна уйти, исчезнуть...
Когда через час после моего возвращения домой Матвей Тихонович пишет мне сообщение, спрашивая, как я добралась, и приглашая в гости снова, я отвечаю сухо и отстраненно. Он быстро понимает мое настроение – и не настаивает. За это я ему искренне благодарна. Мы прощаемся, пожелав друг другу доброй ночи, а потом я забираюсь в постель и долго, очень долго рыдаю, не в силах сдерживать эмоции, потому что в груди что-то сжимается и болит...
И как я только могла так привязаться к этим людям за несколько недель?!
Когда ко мне в комнату неожиданно стучится Аделия, я впускаю ее очень неохотно, вытирая слезы с опухших глаз:
– Ты что-то хотела?
– Нет, я просто услышала, что ты плачешь, сестренка... Помнишь, что тебе говорили врачи?! Нельзя нервничать...
– Прости, – я шмыгаю носом и смотрю на нее виновато. – Я больше не буду, – обещаю то, что обещать не могу.
– Рассказывай, что случилось? – требует она.
– Ничего, просто устала, – отнекиваюсь я поначалу, но Аделия настаивает: