Снегурочка
Шрифт:
Вскоре вода, казавшаяся мне вначале прохладной, стала казаться ледяной. Я, пытаясь согреться, постаралась ускориться. До берега было метров 200, но плавала я не очень хорошо и поэтому полоска песка приближалась очень медленно. Небо было такое тёмное и мрачное, что непонятно было, то ли это сумерки уже сгущались, то ли тучи нависли так низко. Того гляди, в любую минуту мог начаться дождь.
Наконец я достигла берега и едва мои ноги коснулись дна, побежала. Песчаная полоска была узкой в этом месте, а дальше начинался крутой подъём. Босым ногам было больно натыкаться
Я села голой попой прямо на землю, в опавшую осеннюю листву — ноги подгибались от усталости. Тут я вспомнила про листья крапивы, которые утрамбовывал в меня этот садист. Я посмотрела на свою письку, которая представляла собой жалкое зрелище — внешние и внутренние половые губки распухли и покраснели, словно покусанные осами. При этом боль сочеталась со страшным зудом. Введя осторожно во влагалище два пальчика, я захватила ими, сколько смогла, крапивы и вытащила наружу.
— Да, уж…., - с грустью и отчаянием, произнесла я, глядя на пару листочков.
Не понятно, сколько напихал в меня листьев этот извращенец. Но так я их точно не достану. По-хорошему, только введя всю руку можно было бы вытащить крапиву, и то не сразу. Но писечка моя была так измучена, что я не представляла себе, как это сделать.
Быстро смеркалось, и я решила идти к дороге, пока видно было куда наступать. Ветки, шишки и корни деревьев больно саднили босые ножки. Было очень зябко — тяжёлый, влажный воздух неприятно ласкал голое тело с каждым порывом ветра. По ощущениям, было градусов 6–8 тепла.
Вскоре я окончательно замёрзла. Сказался долгий день без еды и воды, усталость, отчаяние… Я брела по направлению к дороге, надеясь выйти на какую либо тропинку.
Вскоре мне это удалось — я вышла на тропу, по которой зимой пролегала лыжная трасса и где проходили занятия по физре. Вот и турник с брусьями справа! Точно, это тропинка ведёт в город, мимо домика лесника.
Чем ближе я подходила к дороге, ведущей в город, тем с большей силой наваливалось на меня отчаяние — как я смогу дойти до своего дома в городе? Ведь я же совершенно голая!
В какой-то момент я ощутила полную безвыходность своего положения и ноги мои подкосились. Я в полном отчаянии села на землю, обхватила руками колени и поникнув головой горько заплакала….
Мне было себя так жалко, я чувствовала себя такой несчастной и беспомощной, что до меня не сразу дошёл тот факт, что кто то, шершавым языком лижет мне руку. Подняв голову, я увидела рядом с собой собаку. Это была лайка, она смотрела на меня своими весёлыми глазами и как будто говорила мне: «не грусти, не печалься…. всё будет хорошо…». Лайка лизнула меня в лицо, проведя по всей щеке своим языком, и я увидела на ней ошейник. В голове мелькнула мысль — «где-то рядом должен быть хозяин»….
Не успев до конца осознать эту мысль, как услышала рядом с собой чей-то голос.
— Дочка, что с тобой случилось? —
Мужчина был невысокого роста, худощавого телосложения, лет сорока и своим вешним видом походил на охотника. Он был одет в брезентовую куртку, сапоги и за спиной виднелось ружьё.
Напрочь забыв о своём внешнем виде, я встала с земли и отряхивая попу, начала сквозь слёзы рассказывать ему о том, что произошло со мной сегодня.
— Пойдём, милая, я тебе помогу, — сказал он.
Я шла за ним, продолжая рассказывать о своих злоключениях сегодняшнего дня. Вскоре мы достигли высокого забора, за которым располагался дом лесника.
Так вот значит кто этот мужчина. Я помнила, как детьми мы боялись подходить близко к этому дому. Ходили слухи о жестоком нраве лесника, о злых собаках, которые охраняли его дом. А теперь, я голая и беззащитная иду следом за ним, и он для меня сейчас является единственной надеждой на спасение.
— Проходи, не бойся, — сказал он, открыв калитку и пропуская меня вперёд.
Пока он закрывал калитку, я прошла через весь двор и подошла к дому. У меня страшно зудело всё тело от крапивных ожогов, но я старалась сдерживаться и не чесаться, потому что это только усиливало мои страдания — зуд и боль становились просто невыносимыми.
Дом был построен из брёвен, гладких на вид и производил впечатление основательной конструкции. Дверь в дом, которую открыл лесник, была такая же крепкая. Перешагнув через порог дома, я почувствовала всем телом и в первую очередь босыми ступнями, долгожданное тепло.
— Проходи, садись, — сказал лесник, показывая на стул стоящий рядом со столом, — сейчас попьём чайку, согреешься.
— Спасибо, — ответила я, присаживаясь на деревянный стул. Он был жёсткий, но самое главное — тёплый, моя голая попка с благодарностью принимала его приятное тепло.
— Обращайся ко мне, Пётр, — представился, наконец, лесник.
Я кивнула в ответ. Я продолжала сидеть голая на стуле, пока Пётр, ставил чайник и собирал на стол. Почему то, я совершенно не стеснялась его — то ли я уже за весь день привыкла к своему голому состоянию, то ли усталость и общее стрессовое состояние, давали о себе знать, то ли сам Пётр, был виноват в этом, ведя себя так естественно, как будто он каждый день принимал у себя в гостях красивых обнажённых девушек.
Вскоре чайник вскипел. Я хотела и пить и есть — не знаю чего больше. Я набросилась на еду, уплетая за обе щёки бутерброды, приготовленные Петром, и запивая сладким чаем.
Пётр заботливо смотрел на меня, глаза при этом были у него какие-то тоскливо-счастливые.
Когда с бутербродами было покончено, Пётр протянул мне полотенце и проводил в ванную комнату. Ванная комната представляла собой отдельное помещение, задёрнутое шторой в центре которого стояло пластмассовое корытце-ванночка. На полу стояло ведро с водой, которую Пётр принёс из колодца и рядом ведро с горячей водой.