Снесла Баба Яга яичко

Угрешич Дубравка

Весь пейзаж искрился от сдерживаемого напряжения. Пока я взглядом искала хоть какую-нибудь утешительную деталь, Аба, которая сберегла купленный для фотосъемки чевап, кормила им бродячую собаку.

Вдруг поднялся сильный ветер, и небо еще больше помрачнело. Мы поспешили поймать такси. Как только мы уселись в машину, по стеклам забарабанили крупные капли дождя. Через помутневшее стекло в мое поле зрения, как упорный мистический сигнал, постоянно попадала огромная реклама «BULGARIAN PROPERTY DREAM». «Этот город был не моей собственностью, –

думала я, – а маминой». Собственность эту она точно так же, как и бабушкину могилу, уступила другим людям. Здесь не было ничего, что принадлежало бы ей, кроме воспоминаний, да и они с годами поблекли. «Почему же тогда отчаяние поднималось во мне и переполняло меня, как пивная пена кружку», – спрашивала я себя. Неужели потому, что я взяла на себя роль маминого бедела?

5

Разыгралась настоящая буря. Через стекло я видела, как ветер ломает ветки деревьев. По воздуху, как маленькие призраки, летели белые пластиковые пакеты. Дождь так сильно барабанил в окно, что казалось, оно треснет. В номере отеля было как в холодильнике. Меня била дрожь. Я натянула свитер. Потом укуталась в одеяло, а вскоре, стуча зубами, забралась в постель.

– Прошу тебя, спустись к администратору и попроси дополнительные одеяла. И пусть, наконец, включат отопление!

Аба решила включить отопление сама. Она долго возилась возле прикрепленного к стене обогревателя, но безуспешно. Потом обыскала каждый закуток комнаты в надежде найти одеяла. Накинула на меня свое. Не помогло – меня по-прежнему трясло. Я была уверена, что она всеми способами старается оттянуть встречу с персоналом отеля – это был рефлекс, оставшийся от времен коммунизма, страх, что тебя могут обхамить, унизить. Именно поэтому она вернулась с выражением ликования на лице. Ее никто не оскорбил, более того, она пришла с победой: в руках у нее было два шерстяных одеяла, а следом вошел парень, который успешно включил обогреватель.

– Ну как, теперь лучше? – спросила она важно.

Очень скоро из обогревателя подул горячий воздух, и я, ворча, что завтра первым же доступным транспортным средством покину этот враждебный, дождливый город, погрузилась в сон.

Проснувшись, я увидела Абу, которая сидела перед зеркалом и втирала в волосы крем. За окном все еще бесчинствовал ветер, но дождь прекратился.

– Аба?

– Да?

– Лили Иванова еще жива?

– О, да. А почему ты спросила?

– Да так, – пробормотала я.

– И как только ты ее вспомнила?

– Когда я была девочкой, она была главной болгарской поп-звездой.

Я приподнялась. В комнате было жарко, как в парной. На столике перед Абой стояла куча флакончиков, тюбиков и баночек с кремами.

– Что это ты делаешь?

– В последнее время у меня начали падать волосы.

– Что значит «начали падать волосы»?

– Буквально, просто выпадают.

– Мне кажется, у тебя их вполне достаточно.

– Нет, раньше они были гораздо гуще.

– А к врачу ты ходила?

– Ну что мне врач скажет?! Они просто выпадают. Я втираю в голову кремы и пью витамины В и Е.

– Такие вещи бывают в результате стресса. Но все поправится, я уверена. Лысеют только старые женщины.

– Я старая женщина.

– Ты еще грудной ребенок.

– Грудные дети – это старые женщины.

– Ок, ты лысый грудной ребенок. Разве что-то может быть красивее?

– Может.

– Что?

– Грудной ребенок с длинными косичками.

Безусловно, она была способна на хорошую шутку, когда ей этого хотелось. Я взглянула на часы. Половина девятого. Я спросила себя, как убить вечер. Поднялась с кровати и посмотрела в окно. Нечего и думать, чтобы выйти. Если только сделать над собой усилие и быстро проскользнуть в ресторан за углом.

– Неужели завтра мы действительно возвращаемся? – спросила она, пока мы блуждали глазами по меню. Опять она меня давит этим своим множественным числом.

– Мне нет никакого смысла оставаться здесь, – ответила я, подчеркнуто воспользовавшись единственным числом. – Да еще в такую погоду.

– Может, завтра выглянет солнце.

– Непохоже, что завтра выглянет солнце.

На голову Аба надела черную вязаную шапку, скрывающую намазанные кремом волосы. Когда она ненадолго сняла очки, я заметила, что у нее почти сросшиеся брови. На ее шее было украшение – кожаный шнурок, на котором висел круглый серый камешек.

– Это что такое? – спросила я.

– Ничего. Просто нашла камень с дыркой и сделала из него медальон.

Мы заказали маленькие горячие питы с сыром и медом, баранью похлебку в горшочках и овечий сыр фета, запеченный в фольге. На улице бесновалась буря, в ресторане было тепло, и мое твердое решение уехать как можно скорее начало подтаивать, особенно при мысли, что завтра придется целых восемь часов тащиться в автобусе.

– Аба, у тебя дружок есть?

Я опять прилагала усилия, чтобы поддержать разговор. Такие вопросы задают детям глупые взрослые. При этом я еще употребила слово «gadze» – старый сленг, который был в обороте в мои подростковые годы.

Аба улыбнулась.

– Что, «gadze» больше не употребляют?!

– Нет, нет, так до сих пор говорят.

– Ну а у тебя этот «gadze» есть?

– Можно я расскажу тебе притчу?

– Ты имеешь в виду притчу в буквальном смысле слова?

– Ага.

– Можно.

– В одной русской сказке Царь-девица и Иван, купеческий сын, влюбляются друг в друга.

– Царь-девица?!

– Да, именно так ее и звали, Царь-девица. Но всякий раз, когда они должны были встретиться, Иван засыпал как убитый и пропускал свидание. Дело в том, что у Ивана была злая и ревнивая мачеха. Она знала один трюк: когда она втыкала иголку в какую-нибудь одежду Ивана, он тут же засыпал. Царь-девица терпела, терпела, а потом разозлилась и отправилась обратно, в свое царство. А ее царство было за семью горами, за семью долами и…