Снежная Королева и её владения
Шрифт:
Тем более такой организации, в которой работал Александр Вавилович.
Тем более, такой должности, которую он занимал…
Буквально через несколько минут после того, как он получил известие о гибели своей семьи, шеф взял с собой пару сопровождавших его обычно бойцов, снял еще несколько под личную ответственность с внутренней охраны объекта и направился в руины, возле которых и произошел подобный ужас.
Разыскав учинившую расправу банду, которая в свете послевоенных событий больше напоминала сборище бомжей, Александр Вавмлович приказал открыть огонь на поражение…
И пока подчиняющиеся ему
Когда он с бойцами проник вовнутрь и обезвредил главаря, все было кончено. Семилетнего парня Александра Вавиловича уже успешно обменяли на оружие, которым бандиты отбивались от ребят шефа, и поделили между собой контрабандисты…
В тот момент, когда оставшийся в живых головорез рассказал обо всем, внутри у Александра Вавиловича будто оборвалась какая-то ниточка. И, не смотря на то, что бойцы стояли словно каменные, держа под прицелом вход и главаря, а ни единая черточка на лице не отображала их отношения ко всему происходящему, в глазах неизвестных шефу людей, он разглядел понимание и сочувствие.
Александр Вавилович кинул под ноги вожаку нож, которым до этого собственноручно порезал не могущих сопротивляться бандюков и отвернулся. Тихим, безжизненным голосом сказал лишь: "Отрежь себе руку и обглодай ее…"
Вздрогнули даже привыкшие к смертям бойцы. Головорез же побелел, но к ножу и не прикоснулся. Даже, чтобы метнуть его в шефа и получить быструю смерть от пули. Наверно, потому что понимал, что те люди, которые стоят за его спиной, а, тем более, неизвестный ссутулившийся человек в черном плаще, не позволят ему умереть быстро и безболезненно…
Потому что все они понимали, каких трудов стоит вырастить ребенка в этом ледяном аду. Когда даже в родильных домах из-за проблем с электричеством и постоянным холодом за окном, персонал вынужден беспрестанно кипятить воду в ведрах на костре у входа и, разливая ее в грелки и пластиковые бутылки, подкладывать под кроватки новорожденных. Или сидеть на работе, зная, что сейчас твоя вторая половинка сидит дома и, дожидаясь возвращения любимого, теплом своего хрупкого тельца, пытается сохранить тлеющую искорку появившегося на свет человечка…
Когда Александр Вавилович повернулся, на его лице не было ни слез, ни, даже тени грусти, сожаления или печали. Он внимательно посмотрел на тварь перед собой и повторил приказ. На этот раз еще тише и спокойнее.
– Отрежь себе руку и обглодай ее! Заслужи передо мной прощение…
Не смотря на то, что он стоял перед головорезом абсолютно безоружным и незащищенным, бандит дрогнул. Ведь, бывает так – только посмотришь на человека, как видишь у него внутри толстый несминаемый стержень – и понимаешь, в этот момент он добьется всего, что только взбредет в голову. Пусть даже, ценой собственной жизни. Тем более, если учесть что именно в этот момент она как раз подошла к концу…
Головорез дрожащей рукой поднял нож, прислонил лезвие чуть ниже левого локтя и что было сил, зажмурился.
– Выше, – бесстрастно мотнул головой шеф.
Головорез непонимающе посмотрел на своего палача. Взгляд его уже потух – в нем отчетливо читался страх и предстоящее мучение.
– Бери выше, – повторил Александр Вавилович.
Головорез поднял лезвие до плеча и, заметив одобрительный кивок палача, погрузил клинок в плоть.
Резкий, разрывающий перепонки и разум, крик, плетью хлестанул по ушам. Заставив бойцов отвести глаза, а шефа – с непередаваемым удовольствием, рассмеяться.
Нож дошел до кости и окружающие явственно услышали бросающий в холодный пот и нервную дрожь, скрежет. Крик перешел на однотонный визг – тяжелый, с придыханием…
Когда дело было сделано, бандит уронил нож и поднял отпиленную руку. Перевязывать кровоточащую культю он даже не думал.
Равно, как и никто из присутствующих…
– Теперь, ешь, – с удовольствием улыбнулся Александр Вавилович.
Головорез откусил с внутренней стороны руки кусок и его тут же вырвало. Он рухнул на ледяной пол и тело бандита несколько раз содрогнулось.
– Ты доволен? Ты простил? – едва слышно спросил он.
– Бог простит…и то, не уверен… – с этими словами Александр Вавилович ударил его ногой в лицо, отчего головорез опрокинулся навзничь, ударившись головой о промерзшие камни и застонал. Затем, шеф наступил на его целую руку и, подняв нож, принялся отпиливать и эту…
Говорят, все это время Александр Вавилович улыбался – радостно и безмятежно. А когда главарь, наконец, сдох, и он сам заметно сдал. В одно мгновение словно бы уменьшился в размерах, жуткая улыбка сползла с лица, в глазах застыла дикая, терзающая боль, а ноги подкосились.
Обратный путь он проделала на руках сопровождавших бойцов. Говорят, никто из этой маленькой группы, устроившей рукотворное правосудие ни словом не обмолвились по этому поводу своему начальству. Хотя, последнее все равно пронюхало о случившемся. Но самое удивительное, что никаких санкций, кроме устного выговора, не последовало. Александра Вавиловича миновала даже эта участь…
Потому что, его уже настигла гораздо более страшная…
Наверно, именно поэтому, его даже не стали выгонять или переводить с привычного места работы. У Организации был свой принцип – ставить во главе отделов, бюро и отделений только целеустремленных и проверенных людей. Таких, у которых было что-то еще – помимо холодного дома, куда можно было бы вернуться после изнуряющей своим однообразием, работы. Государство, в лице напыщенных лидеров, слишком боялось за свое дальнейшее существование, а, потому, и приставляла к каждой семье занимавшего высокое положение человека, охрану. Потому что в любой нужный момент ласковая охрана за прилежную службу могла резко смениться на чудовищное наказание за малейшую оплошность.
С одной стороны – охраняемые ценой жизни отряда или подразделения. А с другой – находящиеся в бетонной ловушке – заложники…
Само собой, такие люди будут работать, словно одержимые за одну только идею о прекрасном будущем для своих любимых…
А вот, Александру Вавиловичу после ужасного происшествия не сказали ни слова. Шеф все так же продолжал ходить на работу, требовать, проверять и печатать никому не нужные пачки отчетов о проделанной работе его отдела. Пожалуй, означать это могло либо окончательную поломку прогнившей и проржавевшей государственной машины. Либо…