Снежная ночь с незнакомцем
Шрифт:
Какая смелость понадобилась Фионе, чтобы уехать в Лондон, не зная, что ее ожидает там. И еще больше смелости, чтобы все эти годы оставаться в высшем обществе. Дункану нравилась ее честность, а способность находить в этом мире свое место и вовсе вызывала зависть. Она, казалось, не питала никаких иллюзий относительно того, кем или чем была. И принимала любого человека, с которым ей приходилось встречаться, таким, каким он был, а не тем, какое место в обществе занимал.
То, что она пыталась подружиться с ним, принимая за кучера, еще больше очаровывало.
Дункан подкинул хворосту в огонь, снял шляпу и повязку с глаза, затем опустился рядом. Осторожно приподняв коврик, скользнул под него и лег рядом с ней. Другого выхода не было: если они хотели выжить в эту ночь, они должны прижаться друг к другу, сохраняя тепло, совсем так, как это делали лошади.
Дункан, подложив под голову здоровую руку, смотрел на огонь. Снегопад прекратился. Воздух был неподвижен, и все предвещало морозную ночь. Но завтра Рождество и им придется ехать дальше. У него оставалось корма для лошадей всего на день, как и для них двоих из еды оставалась только пара лепешек.
День предстоит длинный, тяжелый, и Дункан закрыл глаза, желая заснуть и увидеть сны. Увидеть себя с прежним лицом и здоровыми руками.
Спал он плохо, слишком быстро холод добирался до его костей и застревал в них. Среди ночи он проснулся оттого, что Фиона дрожала от холода. Дункан услышал какой-то странный звук и понял, что это стучат ее зубы. Он, уже не раздумывая, сел, помешал угли и добавил в костер хворосту, затем придвинулся к Фионе и накинул на нее меховой коврик, закутав ее до подбородка. Затем обнял ее и прижал животом к своей груди. Несколько минут они лежали тихо, и тепло их тел добиралось до его суставов. Но затем Фиона зашевелилась.
Дункан не шевельнулся и не сказал ни слова. Ему не хотелось, чтобы его оттолкнули, на кусок холодной земли, разделявший их. Но Фиона ухватилась за его руку и осторожно убрала ее со своего живота. Дункан хотел отодвинуться. Фиона неожиданно перевернулась на спину и, не выпуская его руку, сняла с нее перчатку. Он не решался поверить, что она не спала.
— Когда-нибудь вам гадали по руке? — тихо спросила она.
Дункан покачал головой.
На ее лице медленно появилась улыбка, и она провела пальцем по его ладони.
— А мне гадали. Принц Уэльский, увлекшийся этим искусством, пригласил пророчицу в Карлтон-Хаус, чтобы она сделала предсказания, гадая по ладоням всем его друзьям.
— А вы дружите с принцем Уэльским?
— О нет. Но леди Гилберт дружит. Вернее, муж леди Гилберт. Вот эта линия, — сказала она медленно проводя по его ладони указательным пальцем, — это линия жизни. Я не эксперт, сэр, но, по-видимому, вы будете жить долго.
— В самом деле?
— Вы, кажется, настроены скептически.
Дункан улыбнулся.
— Может быть, немножко.
— Мистер Дункан, вы должны верить собственной руке. — Фиона постучала пальцем по его ладони. — Эта линия говорит о вашей интеллектуальности, — сказала она, пересекая пальцем его ладонь, — а эта указывает на ваше сердце. — Фиона присмотрелась. — А вот здесь линия ломается, видите? Разбитое сердце, без сомнения. Но посмотрите! Линия продолжается, и она довольно длинная! Это означает, что вы уже пережили сердечную боль и силы вернутся к вам.
— И вы в этом уверены? — усмехнулся Дункан.
— Нет-нет, не во всем, — сказала Фиона. Повернувшись к нему, она посмотрела на него, прямо на его поврежденный глаз. — Но я надеюсь на это ради вас.
Этот незначительный намек на надежду погубил его. Дункан не мог устоять перед нею — она была единственным человеком, смотревшим на него без ужаса или отвращения. Ее надежда была такой вдохновляющей, тело таким женственным, мягким как масло и пахло розовой водой. Этого было слишком много для такого мужчины, как он. Он не мог вынести еще минуту рядом с ней и не дотронуться до нее.
Дункан взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Ее глаза сияли, и он почувствовал, как в нем пробуждается что-то человечное, приятное и желанное. Ее кожа, улыбка, глаза манили его, и Дункан осторожно, но решительно прикоснулся к ее губам, не думая о последствиях, ни о чем не заботясь. Он просто чувствовал женщину в своих объятиях.
Она ответила на его поцелуй.
Ее губы обожгли его, согревая кровь во внутреннем очаге его тела, который слишком долго оставался холодным. Он просунул язык между ее губами, Фиона прижималась к нему всем телом, с мучительной и приятной медлительностью.
Ощущение потрясающее для изголодавшегося по ласке мужчины. Дункан грубо схватил ее и сжал в объятиях, насколько это было возможно сделать одной рукой. За свою жизнь он целовал многих женщин, но никогда таким образом, с таким ужасным вожделением, и никогда не достигал грани безумия. Он повернул ее на спину. И опустился на нее, добрался до ее мягких полных грудей.
Опустив голову, Дункан зубами расстегнул пряжку накидки и прижался губами к теплой шее. Фиона блаженно вздохнула, и он ощутил губами, как сократились ее мышцы.
Это просто свело его с ума. Он просунул руку под ее накидку, одну за другой расстегнул пуговицы ее дорожного платья и коснулся гладкой как шелк кожи.
Волна непреодолимого желания нахлынула на него, и Дункан бессильно уткнулся в ямочку на ее шее там, где соскользнул шарф. Под одеждой он нащупал ее обнажившуюся грудь, и Фиона тихо ахнула и выгнулась под его рукой. Дункан чувствовал, как бьется его сердце. Его разбитое сердце!
— Фиона, — прошептал Дункан и провел губами по ее шее.