Снежные люди
Шрифт:
Наконец Хажи-Бекир решил заснуть, чтобы забыть обо всем хоть на время. Не тут-то было! Мысли в голове толклись и толкались, как люди на площади в базарный день со всякой рухлядью в руках — и нет ничего хорошего, а люди торгуются, спорят и даже ссорятся...
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОДНОГЛАЗЫЙ С ЗОЛОТЫМ КЛЮЧОМ
На каменных стенах шубурумских саклей еще сбереглись полустертые, наверное, написанные в двадцатых годах, лозунги «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» — хотя пролетарием в этом ауле был лишь один человек, вернувшийся
Сумерки над Шубурумом сгущались. С гор, низко надвинувших белые снеговые папахи, подул пронизывающий ветер, сдувая со склонов выпавший днем сухой снег, который теперь летел, как заряд дроби. В теплой одежде — в шубах, в тулупах — люди из разных кварталов аула направлялись к мечети. Надобно сказать, что у жителей каждого квартала — а их всего пять — было свое прозвище. Одних зовут: «те, что косят траву на крыше», других — «картофельные глазки», третьих — «крапивники», четвертых — «колючки», пятых — «чесночники».
Постороннему могло бы показаться, что шубурумцы спешат помолиться аллаху, чтобы всевышний и всемогущий послал им избавление или исцеление. Но спешили они, конечно, не на моление, а на чрезвычайное собрание жителей аула по случаю теперь общепризнанного появления снежного человека. Уже несколько дней люди не выходят за пределы аула: каждый вечер слышится крик каптара, похожий на зычный зов муэдзина с минарета, зов, обрывающийся все тем же стоном «ау!».
Лет тридцать не кричит муэдзин с минарета в Шубуруме, с тех самых пор, как ушел к праотцам последний шубурумский кадий, религиозный судья, не оставив преемника. И теперь в морозы и дождь в просторном помещении мечети проводят собрания, устраивают лекции, показывают кинофильмы.
Али-Хужа всегда с улыбкой переступает порог мечети. А вы знаете, почему улыбается Али-Хужа? В двадцатые годы он руководил в Шубуруме Союзом безбожников, и однажды в пятницу молодой резкий атеист отважился войти в львиную пещеру — явился в мечеть и предложил всем, кто молился, стать безбожниками. Он ожидал чего угодно, но не того, что случилось: вдруг все, начиная со служителей культа, пожелали вступить в Союз безбожников, тут же уплатили взносы, и Али-Хужа даже вспотел, заполняя членские книжки. В полном недоумении спросил наконец Али-Хужа:
— Как прикажете это понимать?
— Понимай, как хочешь, а только мусульмане всегда были против бога, да покарает его аллах!
И тогда Али-Хужа вспомнил, что нигде в Коране аллаха не называют богом: аллах — и все! И понял, что попал впросак.
С того вечера, как работавшие на расчистке дороги у Шайтан-перевала шубурумцы увидали удалявшегося к вечным ледникам Дюльти-Дага черного каптара, в ауле воцарилась паника и суматоха. Слухи и досужие вымыслы, один страшнее другого, катились из сакли в саклю, как снежный ком с горы,
В этой панике многие пожелали покинуть Шубурум навсегда, несмотря на строгий запрет сельсовета. Кое-кто даже бежал тайком по трудным горным тропам, навьючив домашний скарб на ишаков и лошадей. И среди беглецов были даже те, кто раньше ни за что не желал переселяться, покинуть святые могилы предков.
Начинались холода, а топливо кончилось. Заготовленные еще осенью дрова лежали в ущельях, но кто сейчас отважится спуститься за ними? И вот уже два дня в школе нет занятий — нечем топить печи.
Надо было срочно что-то предпринять. Надо действовать! И Чамсулла решил собрать людей, чтобы поговорить откровенно, по душам, хотя и сам не знал, как начнет трудный разговор. Несомненно было одно: надо освободить людей от страха... Может быть, объяснить им, что каптар не сказочное чудовище, а просто безобидное существо, животное, тварь вроде горного медведя? Можно сослаться на Хамзата, попросить его сказать несколько слов... В общем, не так страшен каптар, как его малюют...
По пути в мечеть Чамсулла забрел к председателю сельсовета. Мухтар сидел в передней комнате и после сытного хинкала пил чай. Жена его с соседками давно ушла в мечеть на собрание, а дочь Айшат лежала на тахте в соседней комнате и читала на сон грядущий какую-то медицинскую книгу... Мухтар обрадовался Чамсулле, пододвинул стул:
— Садись, еще есть время, — сказал Мухтар, посмотрев на старые стенные часы.
— Меня удивляет твое спокойствие! — возразил Чамсулла.
— Это я-то спокоен?! Ха-ха-ха!
— Да, ты. Это же позор, что творится в ауле! Вся республика подымет нас на смех. Может быть, даже вся страна.
— Ну, нам-то не до смеха.
— Глупо все! Я тебя спрашиваю, «сельсовет», что же это делается, а? Да ты «сельсовет» или не «сельсовет»?
— Да, «сельсовет». А что я могу сделать? Все было наладилось, люди так рьяно взялись за работу, за один день мы расчистили два поворота, и надо же было: явился этот снежный шайтан и сказал свое «салам-алейкум!». Будь он проклят!
— Кто мы такие, черт возьми, мужчины или нет?! — возмутился Чамсулла. — Мы же папахи носим.
— Да, я не хотел верить, но понимаешь: я же сам видел его и слышал.
— Наваждение! Померещилось!
— Померещиться могло одному, двум, но не всем же.
— Все равно не могу поверить. — Чамсулла наконец опустился на стул.
— Дочка, налей Чамсулле чаю, — громко сказал Мухтар.
Айшат вышла из своей комнаты, налила гостю крепкого чая.
— Ты, Чамсулла, не кричи. Давай поразмыслим спокойно, что сказать людям...
— Сказать, что его нет.
— Но он есть! Это такая же правда, как то, что мы с тобой сидим за столом, — возразил Мухтар.
— И рассказывают, что он очень похож на человека, — вмешалась Айшат. — Страшен, говорят, лицом, уши лохматые, весь обросший... Это правда, папа?
— Не знаю... Я с ним не здоровался! — возразил Мухтар. — Иди займись своими делами. И без тебя тошно.
— Нет, по-моему, здесь все посходили с ума! — вскочил Чамсулла. — Ну, я пойду. Не опаздывайте.
— Выпей чаю.