Снежный человек (илл. И. Архипова)
Шрифт:
Это не так просто с подарками, как кажется. Особенно, если ребята учатся и ведут себя по-разному, а любишь их всех одинаково крепко…
Конечно, тем, кто лучше учится, и подарки будут лучше, но все равно трудно. Иван Фомич сегодня устал. И от возни в школе, и от «связи», и от «полноты власти».
Дело в том, что Ивану Фомичу очень хотелось пойти вместе со всеми к Кярне и познакомиться с пограничником. А Василий Федорович сказал: «Всем уходить нельзя… Ты оставайся в поселке для связи, я передаю тебе всю полноту своей власти».
Битых
А «полноту власти» он применил только в одном случае, когда некий подгулявший старикан во что бы то ни стало хотел ночевать на улице, а не у себя дома.
Иван Фомич выставил дозорных с обеих сторон поселка: старого Лоазари и еще одного лесоруба.
— В случае чего бегите ко мне! — наказал им Иван Фомич и отправился домой, в школу.
Покамест все было тихо. Иван Фомич переглядел еще раз подарки, решил, что никому из ребят обидно не будет, и снял пиджак.
Только он присел на постель, чтобы стащить валенки, как в ночной тишине послышались глухие, но частые удары в наружную школьную дверь, обитую мягким войлоком… Иван Фомич вскочил.
— Кто бы это мог быть? Марфа! — закричал он.
— Слышу, слышу, — заворчала Марфа и прошла к двери. Через минуту Иван Фомич услышал споры и пререкания Марфы с ребятами.
— Пусти нас к Ивану Фомичу! — требовали взволнованные детские голоса.
— В чем дело? — наконец вышел в коридор сам Иван Фомич.
Марфа, в валенках на босу ногу, закутавшаяся в одеяло, бранилась:
— Спокою от них нету! Ночь-полночь, ломятся, да еще приволокли страшного пса, всего в кровище…
— Какого пса?
— Иван Фомич! Пустите нас, откройте! — запищали ребята из-за двери. — Вы обязательно откроете, если узнаете.
— Открой им! — приказал Иван Фомич Марфе.
— А ну их ко псам! — рассердилась Марфа и ушла. Иван Фомич набросил пиджак и сам открыл ребятам.
— Вы почему до сих пор не спите и болтаетесь на улице? — строго напустился Иван Фомич на ребят. — Матери небось с ног сбились, отыскивая вас по дворам?
Юрики сдвинул мокрую шапку на затылок и, тяжело дыша, махнул варежкой:
— Они нас не заругают…
Иван Фомич заметил, что ребята очень возбуждены и взволнованы.
— В чем дело? Что случилось? — спросил он мягче.
— Мы привезли раненого Дика.
— Какого Дика?
— Служебную собаку, ту, про которую вы нам рассказывали.
Детвора расступилась, и Мери приподняла с саночек старый тулуп.
Иван Фомич наклонился к саням.
— Да, это Дик! — узнал он собаку. — Ах ты, бедняга! — погладил его по черной окровавленной голове Иван Фомич.
Собака попыталась приподнять голову и не смогла.
— Тащите его сюда, скорей! — засуетился Иван Фомич.
Ребята вместе с санями, как на больничных носилках, втащили Дика в комнату к учителю.
— Ну, ребята, помогать! — Иван Фомич снял пиджак и засучил рукава.
Ребята живо разделись в передней, убрали со стола, притащили таз, ведро, все, что надо. Юрики нечаянно уронил таз, и он с грохотом покатился по комнате.
— Ш-ш-ш… тихо! — зашипела на него Мери. — Марфа заругается.
Иван Фомич снял со шкафа домашнюю аптечку и вытер ее от пыли.
Юрики наполнил чистый таз кипяченой водой из самовара, а Мери куском ваты обмыла кровь с шерсти Дика.
Иван Фомич ножницами выстриг шерсть вокруг ран Дика и промыл их дезинфицирующим раствором.
Тодди разложил на столе несколько чистых листов белой бумаги, и Дика поместили на стол.
— Теперь придерживайте его… и успокаивайте, — сказал Иван Фомич. А сам вымыл руки спиртом, завязал волосы чистым носовым платком, обвязался полотенцем как фартуком и надел очки. И сразу же Иван Фомич стал походить на профессора, а ребята почувствовали себя настоящими ассистентами.
Иван Фомич облил свои руки йодом и с помощью каких-то щипчиков извлек из тела собаки куски металла. Он показал их ребятам.
— Это осколки гранаты. Кто-то хорошо угостил ею бедного Дика.
— Гадина! — веско прозвучало в тишине. Это Тяхтя выразил общее мнение по адресу того, кто совершил это гнусное дело.
Мери все время поглаживала собаку.
— Не волнуйся, Дик, спокойно, спокойно…
Но Дик вел себя разумно, не дергался и только изредка, когда было невыносимо больно, визжал тихо-тихо, но так, что у Мери сжималось горло, а голос начинал дрожать.
Тогда Иван Фомич говорил:
— Спокойно, Мери, спокойно… Видишь, Дик не плачет… Ребята были очень серьезны во время всей операции. Когда Иван Фомич извлек все осколки, он очень ловко, как заправский хирург, наложил Дику швы на раны и засыпал их стрептоцидом.
С помощью ребят Иван Фомич забинтовал собаке живот и голову.
У теплой печи, на тулупе, осторожно положили они собаку, и гордый, неукротимый Дик, будто понимая сделанное ему добро, лизнул руку Ивана Фомича и закрыл глаза.
— Ну, ассистенты, мойте лапы, сейчас я напою вас чаем и прогоню домой, — вытирая руки полотенцем, улыбался Иван Фомич.
— Нам не хочется, — упирались ребята.
— Ладно… прогоню все равно. Пришли розовые, а сейчас на вас смотреть противно, пожелтели, позеленели.
Иван Фомич взялся за самовар.
— Мы сами, — отняли у него самовар ребята. Налили воды, нащепали лучины, разожгли, и через десяток минут самовар вскипел.
Иван Фомич напоил ребят сладким чаем с белой пшеничной булкой и каждому отрезал по толстому ломтику вкусной колбасы и еще, кроме всего, дал по две конфетки «из завтрашних».