Снежный перевал

Керимзаде Фарман

— Халил, они ослеплены ненавистью, — сказал Абасгулубек. — И мы не смогли помочь им прозреть. Они говорят, что взялись за оружие, защищая свою честь. Поверь мне, из-за своей глупости они потеряют не только честь. Кербалай Исмаил прожил свою жизнь, не сегодня-завтра уйдет на тот свет. У меня создалось впечатление, что, уходя, он хочет многих потянуть с собой в могилу.

Халил даже не откликнулся на его слова. Его задумчивость и неразговорчивость удивили Абасгулубека.

— Ты чего задумался, Халил? — спросил он.

—

Эх, дел у нас — непочатый край!.. На станцию должны были привезти семена. Я поручил, правда, но не знаю, перевезли или нет. Обещали дать колхозу трактор, готовился всем селом выйти на станцию — встречать. Но где найдешь водителя?! Словом, все идет не так, как хотелось бы.

Председательство совсем изменило Халила. Двух дней не прошло, как уехал из колхоза, а тоскует по работе. И вообще Халил всегда был таким: за что ни возьмется, делает на совесть. А работа в колхозе увлекла его.

Так думал Абасгулубек, время от времени поглядывая на Халила.

Вдали виднелось прилепившееся к подножию горы село Азиз.

Они сидели в той самой комнате, где были накануне. Талыбов поблагодарил Ширали, который нес в каждой руке по стакану чая.

— Очень обременили мы вас, столько хлопот доставили. Когда приедете в город, обязательно приходите ко мне. Вы знаете, где находится мой дом? Бывали в городе, на базаре? Очень хорошо. Через два дома от базара.

— Ну что вы, какие хлопоты! Лишь бы почаще приезжали. В то время как Ширали нагнулся, чтобы поставить стаканы на

скатерть, в соседней комнате послышалось чье-то всхлипывание.

Стакан упал из рук, кипяток обжег руку Ширали; зажав обожженные пальцы под мышкой, он выбежал в другую комнату.

Немного погодя он просунул голову в дверь и позвал Халила. Всхлипывание стало, слышно еще яснее. Похоже, жена Ширали что-то говорила, о чем-то умоляла Халила. Талыбов испуганно взглянул на Абасгулубека. Тот, в свою очередь, недоуменно пожал плечами.

Халил вернулся в комнату.

— Что случилось? Кто там плачет? — спросил Абасгулубек.

— Гамло прискакал за нами, — сказал он, улыбаясь.

И тут случилось неожиданное. Талыбов подпрыгнул, словно брошенная на землю резиновая кукла. Сунул дрожащую руку в карман и с усилием вытащил пистолет.

— Я не дамся им, — сказал он.

Абасгулубек поднялся.

— Талыбов, оказывается, ты взял с собой оружие? Так ты выполняешь уговор?!

Талыбов медленно направил пистолет в сторону Абасгулубека: Глаза его бегали, рука дрожала, — казалось, он боится всего на свете: своего же пистолета, Гамло, Абасгулубека, Халила, а быть может, самого себя.

Халил, увидев, что он делится в Абасгулубека, шатнул было к Талыбову. Дуло пистолета тотчас метнулось к нему.

— Да, я взял оружие, бек, взял! И взял его не из-зa Кербалай Исмаила, из-за тебя. Змея есть змея: что черная, что серая. Я не верю тебе! Ты был помещиком и остался им.

Разве ты захочешь, чтобы Кербалай Исмаил сложил оружие? Как же надо потерять бдительность, чтобы позволить тебе и Халилу защищать интересы пролетарской революции! Вы отлично разыграли эту комедию. Вы хотите отдать меня в руки врагов. Ибо среди вас единственный настоящий большевик — я. Но знайте: сдав меня врагу, вы не спасете своих подлых жизней. Я перестреляю, вас. Не подходите!

Абасгулубек и Халил стояли, не зная, что предпринять.

«И этот слизняк называет себя большевиком! Говорит о пролетарской революции! Это опасный человек. Ради своего спасения, ради своей выгоды он может спокойно поступиться жизнью других».

На крик Талыбова в комнату вошел Ширали. В его руке было ружье. На этот раз дуло пистолета вернулось к нему.

— И ты в сговоре с бандитами? Ты пришел увести меня?

— Ой, что ты говоришь? Ты же мой гость. Я убью каждого, кто поднимет на тебя руку.

Лицо Талыбова посерело и стало пепельного цвета. Глаза, казалось, были готовы выскочить из орбит.

— Брось ружье, или я выстрелю.

Он кричал на Ширали, забыв об Абасгулубеке и Халиле, которые уже стояли по обе стороны от него.

Рука Абасгулубека описала в воздухе дугу и схватила его за кисть. Перед глазами Талыбоза замелькали-разноцветные узоры недавно вытканного ковра. Абасгулубек скрутил ему руку.

— Встань! — приказал он, отобрав у Талыбова пистолет.

— Убейте меня, убейте! — кричал Талыбов, Стоя на коленях. — Что вы медлите, я жил как коммунист, умру коммунистом! Вам отомстят за мою кровь!

Абасгулубек не глядел на Талыбова. На душе было муторно и гадко. «Быть может, в эту минуту он считает себя героем. Он думает, что все предатели. И все потому, что мы не испугались. А если бы мы задрожали от страха, он поверил нам. Эх, Талыбов, мало читать газеты, чтобы стать революционером».

Он открыл магазин, вынул патроны и бросил разряженный пистолет на мутаку.

Талыбов направился к двери. Он понимал: если это западня, ему не вырваться. И даже если бы не было врагов, все равно ему нужен проводник. Но он решил идти наперекор судьбе. Он не хочет ехать с ними. Чтобы спасти свою жизнь, он готов провести эту ночь, спрятавшись в какой-нибудь пещере. Лишь бы оставили его в покое, дали уйти.

Талыбов выехал со двора. Он даже не попрощался с хозяином. Вскоре выехали и Абасгулубек с Халилом.

Талыбова они увидели, когда миновали село; он сознательно ехал медленно, — видно, понял: одному ему не добраться до Веди.

Они услышали за собой топот, остановились: их догонял Ширали на своем жеребце. Увидев его, Абасгулубек сказал:

— Ты думаешь, что делаешь? Оставил женщин и детей одних и увязался за нами.

— Провожу вас, вернусь.

— Не беспокойся, Гамло не осмелится остановить нас.