Снежный пожар
Шрифт:
— Ну, мне она показалась более похожей на нас, смертных, — несколько колко возразила я. — Судя по тому, что я видела, она балует Адрию, чересчур ее опекая. Я уже рассказывала тебе, что сегодня произошло.
— Беда в том, что во всей округе нет других лесных духов, и ей некого любить. И она не очень счастлива в любви со взрослыми смертными. Остается только ребенок.
Он меня удивил. Я уже привыкла думать о Клее как о человеке прагматичном и никак не ожидала, что имею дело с мистиком.
— Ты говоришь как поэт — заметила я.
Он повернул ко мне широкое лицо, слегка улыбаясь.
— Что же
— Я не знала.
Его слова кое-что объясняли. Такая работа вполне подходила для человека, стремившегося заработать себе на жизнь и на досуге заниматься любимым делом, не приносившем дохода. Мне захотелось расспросить его, что он опубликовал, в каких жанрах работает, но его лицо сделалось непроницаемым, он явно не желал говорить на эту тему.
— Ты знаешь, что Мак-Кейб здесь? — поинтересовалась я.
Это, по-видимому, его удивило.
— Где? Я его не встречал.
Отсюда лестничную площадку не было видно, и я повела его к ней.
— Он только что стоял там и наблюдал за Шен.
Но когда мы приблизились к лестнице, на площадке уже никого не было. Клея отозвала какая-то женщина, и я вернулась к исполнению своих обязанностей «хозяйки» Сторожки.
Гости не засиживались здесь допоздна и к половине одиннадцатого все разошлись — кто по коттеджам, кто по своим комнатам в этом же здании. Чтобы получить удовольствие от лыжных прогулок, следовало хорошенько выспаться; в Сторожке ранний подъем был правилом. Гости, приезжавшие посередине недели, обычно останавливались на два-три дня, а затем спешили обратно - к себе в Филадельфию, Нью-Йорк или в какой-нибудь другой большой город.
Когда комната опустела, я помогла Клею навести в ней порядок: вычистить пепельницы, расставить мебель так, чтобы гости, которые придут сюда завтра утром, почувствовали себя здесь уютно. Клей был непривычно молчалив, и я не решилась расспрашивать его о Шен и Джулиане.
Прежде чем подняться к себе в номер, я спросила, нет ли у него каких-нибудь замечаний или пожеланий относительно моей работы.
— Никаких пожеланий, — ответил он. — Держи себя так, как сегодня, и все будет в порядке.
Его слова меня приободрили, однако я чувствовала, что он чего-то недоговаривает. Когда я уже поднималась по лестнице, он меня остановил:
— Постарайся не вступать ни в какие отношения с Мак-Кейбами, Линда. Возле этого огня можно опалить крылышки.
Я колебалась, держа руку на перилах лестницы.
— Что ты хочешь этим сказать?
На этот раз в его ответе не было обычной уклончивости. Он прозвучал прямо, и в нем слышалась забота обо мне.
— Сегодня вечером ты дышала свежим, здоровым воздухом. Вот и держись поближе к этому месту и этим людям. А Мак-Кейбы… Среди них нет никого — включая даже ребенка, — кто не был бы извращен и склонен к душевным вывертам. Не позволяй им втянуть себя в эту болезненную сферу.
Он боялся, что они причинят мне какой-то вред. Видимо, он не подозревал, что я могу представлять для них еще более серьезную угрозу, чем они для меня. Но мне хотелось узнать, что конкретно он имеет в виду и, если Мак-Кейбы вызывают у него такие чувства, почему он продолжает на них работать?
— Благодарю, но не думаю, что мне грозит какая-нибудь опасность, — заверила я его, имитируя безмятежность, от которой на самом деле была очень далека, и пошла вверх по лестнице.
Когда я поднялась на свой этаж и взглянула вниз, он все еще стоял в той же позе и смотрел мне вслед, словно охваченный беспокойством, которого не решался высказать. Я пожелала ему спокойной ночи и пошла по верхнему холлу к своей комнате, расположенной в задней части здания.
К этому времени я почувствовала сильную усталость, которая наложилась на все возраставшее беспокойство. В первый день своего маскарада я не выяснила ничего такого, что могло бы помочь Стюарту. Я внушила подозрение Эмори Ольгу. И я ощущала, как ускользает невосполнимое время. Я не знала, как долго сумею продержаться на этой работе; судебный процесс приближался, а я должна до его начала добыть доказательства невиновности Стюарта. И должна думать только об этом.
В моей комнате было темно; потянувшись к выключателю, я уловила в темноте какое-то движение и слабый звук, и это больно ударило по моим и без того расшатавшимся нервам. Я ожидала чего угодно — вплоть до того, что ужасный Эмори Ольт поджидает меня во мраке. Когда комната наполнилась светом, я увидела большого и уже знакомого мне кота посередине кровати.
Заслышав меня, он вскочил и уставился на меня с высокомерным неудовольствием, как будто и здесь, в своей комнате, я была незваным гостем. От его присутствия у меня мороз пробежал по коже, словно кот заполнил комнату миазмами недоброжелательства и злой воли. Было что-то неладное в присутствии здесь кота. Уходя, я закрыла дверь, и он мог оказаться внутри только в том случае, если кто-то открыл дверь и впустил его. Преднамеренно.
— Тебя сюда никто не звал, Циннабар, — обратилась я к нему. — Это моя комната, а тебя я не считаю своим другом.
Он повел ушами, в желтых глазах зажегся огонек, который отнюдь не свидетельствовал о его симпатии ко мне. Я указала ему на дверь и хлопнула в ладоши.
— Пошел отсюда, это не твой дом. Вон, Циннабар, вон!
Я не посмела бы дотронуться до него; к счастью, в этом не было необходимости, он спрыгнул на пол и, передвигаясь, как дикая кошка в джунглях, подошел к двери, прошмыгнул в холл и исчез как тень. Я надеялась, что Клей найдет его и выдворит из Сторожки. Появление кота в комнате обеспокоило меня. Должно быть, кто-то принес его из Грейстоунза. Кто мог так поступить? Шен? Это казалось наиболее вероятным. Я вспомнила загадочном обмене репликами между Адрией и ее отцом, когда девочка утверждала, кот — это «она». Что все это значило?
Но я устала и желала теперь только одного — поскорее заснуть. Однако, прежде чем я успела раздеться, кто-то постучал в дверь. Открыв ее, я увидела на пороге Клея.
— Извини за беспокойство, — проговорил он с необычной сухостью, — но мистер Мак-Кейб сейчас внизу, и он хотел бы поговорить с тобой, если возможно.
У меня комок застрял в горле; я решила, что меня выгонят из Сторожки прямо сейчас. По-видимому, Джулиану стало известно, кто я такая, и он предложит мне упаковать вещи. Клей смотрел на меня с той же прохладцей, которая прозвучала в его голосе, и мне показалось, что, как бы со мной сейчас ни обошлись, он это только одобрит.