Снова майор Виноградов
Шрифт:
— Нет…
— Статья сто шестая — до трех лет!
Охранник заплакал.
— Александр Олегович! — Виноградов совсем уже было собрался плюнуть на корпоративную солидарность и следственные интересы, объяснив пареньку, что не так уж все просто, даже в теории, но начальник уголовного розыска и сам сообразил, что перегибает:
— Ладно, расслабься… Повезло тебе.
И, скорее для коллеги, чем для недавнего подозреваемого, пояснил:
— Гражданин не от пукалки твоей коньки отбросил.
Помолчали.
Наконец,
— Молодой человек нам еще нужен?
— Да нет, я думаю… Завтра с утра в отделение. К дежурному. Там объяснят.
— Ясно? — сделал лицо посуровее Виноградов.
— Да, конечно! — засуетился охранник и, дождавшись, когда начальство отойдет на приличное расстояние, шепнул: — Спасибо.
— За что? — искренне удивился Владимир Александрович.
— Просто спасибо…
Худой, вислоносый следователь из РУВД уже заканчивал протокол:
— Та-ак, понятно — распишитесь. И тут, пожалуйста… Привет, Виноградов… Мерси!
— Приветствую. Как дела?
— С «мокрушечкой» тебя!
— В натуре? — Кажется, даже уголовники не испытывают такой тяги к блатной фразеологии, как оперативный состав доблестной милиции.
Не особо стесняясь затихших вокруг работников кафе, следователь почесал в паху и кивнул:
— Сзади в сердце. Заточкой.
— Твоя, между прочим, «земля», Владимир Александрович, — Голос Филимонова сочился дружелюбием. — Флаг тебе в руки!
Это надо быть полным идиотом, чтобы сейчас пойти работать в милицию! Но даже идиоту в квадрате не взбредет в голову, поплескавшись в этой клоаке десяток лет, выбравшись из нее и устроившись худо-бедно на вольном выпасе, — так вот, даже идиоту в квадрате не придет в голову лезть обратно. Для этого надо быть патологически вредным, опасным для общества идиотом в кубе, а то и в четвертой степени…
— Ты сказал что-то, Саныч?
— Нет, это я про себя! — ответил Виноградов и ухмыльнулся: получилось нечто наподобие каламбура.
— Говорят, уходишь от нас? Опять в ГУВД?
— Кто говорит?
— Да все…
Последнее время Владимир Александрович на подобные слухи реагировал болезненно, но Квазимодыч, в конце концов, был соседом по кабинету и почти приятелем:
— Послушай, я когда восстанавливался… Я Филимонову обещал: год, от звонка до звонка! Опером, все по-честному… Год прошел?
— Нет вроде! — наморщил лоб собеседник.
— Ну и все — какие могут быть базары? Работаем! А там посмотрим…
— Да ты не обижайся, я так… Чего там по «Мутону»?
— А-а! — махнул рукой Виноградов. «Мутоном» в просторечии называли кафе со
— Эх мать! — попытался выразить сочувствие Квазимодыч. Несмотря на кошмарную внешность — такой вид, по мнению Владимира Александровича, должен был бы быть у непохмелившегося орангутанга, — оперативник обладал некоторым подобием врожденного такта. Минимум словарного запаса он компенсировал богатством интонаций и как-то в минуту откровенности признался Виноградову, что мечтает перевестись в инспекцию по делам несовершеннолетних.
Странно, за те полтора месяца, которые Квазимодыч провалялся в госпитале с простреленным на задержании брюхом, Владимир Александрович успел по нему соскучиться.
Имелся у них в кабинете и третий сосед, смешливый пацан с «красным» дипломом Стрельнинской школы милиции, убывший недавно на какие-то очередные курсы по повышению раскрываемости. Стол его пустовал хронически и охотно использовался личным составом отделения в качестве обеденно-распивочного.
— Сволочь вислоносая! Будто у меня своих дел мало.
— Граммулечку примешь?
— Нет, спасибо. У меня люди сейчас.
— Смотри… — пожал плечами Квазимодыч. Четко выверенным движением он опрокинул в рот содержимое кружки и выдохнул. Затем убрал посуду в сейф. — Зря!
Сам он постоянно уверял руководство, что после разумной дозы спиртного значительно быстрее устанавливает с посетителями психологический контакт.
Виноградов покосился на циферблат — еще не было десяти.
— Схожу в дежурку. Может, сидит уже…
— Подожди, вместе двинем. Я до обеда — в опорном пункте, если что — пусть позвонят!
— Передам.
Оба знали, что телефона в опорном пункте охраны общественного порядка, куда сейчас направлялся Квазимодыч, отродясь не было, но приличия требовалось соблюсти…
Говорят, что утро вечера мудренее. Вероятно! Хотя, впрочем, для кого как.
Вместо того чтобы нежиться в мягкой постельке с диагнозом «сотрясение мозга» или, на худой конец, подставлять свою задницу под заботливые шприцы медицинских сестричек, охранник сидел в грязном, обшарпанном коридоре отдела, прямо под желтым от времени газетным разворотом. Переименованная, но неистребимая «Ленинградская милиция» оптимистично призывала всех на борьбу с пьянством и алкоголизмом, оперируя ценами и статистикой середины восьмидесятых. Знающий человек вполне еще мог угадать на выцветшей фотографии внушительный профиль тогдашнего министра внутренних дел.