Снова три мушкетера
Шрифт:
— Должен ли я дождаться ответа? — спросил Арамис, втайне надеясь на согласие.
— Будет лучше, если герцогиня прочтет письмо при вас и назовет вам способ, которым герцог Роган поддерживает связь с нею. Вы видите — вам доверяют.
Арамис молча поклонился.
— Она вольна решать сама — отвечать ли письменно, а значит, подвергать вас дополнительной опасности на обратном пути, или передать вам все, что она найдет нужным сказать, в устной форме, — продолжал иезуит все тем же бесстрастным и тихим тоном. — Если все будет так, как хотим того мы, к герцогу Рогану отправится
— Должен ли я уничтожить письмо при малейшем подозрении, что оно может попасть в чужие руки? Ведь подозрения иногда оправдываются.
— Уничтожьте непременно. Даже если это будет стоить вам жизни.
— Но… если мне все же удастся добраться до… адресата, но уже без письма?! — воскликнул Арамис.
— На этот случай я даю вам следующие инструкции. Вам доверяют, сын мой, — снова многозначительно произнес иезуит, оттенив последние слова. Вы назовете имя дона Алонсо и скажете, что Испания готова поддержать герцога де Рогана и его людей, оказав любую разумную денежную помощь, если он будет продолжать борьбу против кардинала. В случае продолжения активного сопротивления министр короля Филиппа берет на себя обязательство в течение трех месяцев подготовить к началу военных действий на юге армию в двадцать — двадцать пять тысяч человек, которая окажет Рогану прямую военную поддержку.
— Что министр короля Филиппа требует от де Рогана взамен? — спросил Арамис, переводя взгляд на испанца.
— Ничего, — глухо отвечал иезуит. Испанец хранил молчание.
— Ничего? — переспросил Арамис.
— Ничего, — снова повторил иезуит еще приглушеннее. В комнате воцарилась тишина.
— Это все, что я должен знать? — спросил Арамис.
— Этого достаточно, чтобы четвертовать вас, если вы попадете в руки людей кардинала. Не возвращайтесь к себе домой. Вот деньги на дорогу. Внизу вам подадут коня.
Арамис поклонился снова. Так как иезуит хранил молчание, мушкетер готов был уйти, но неожиданно был остановлен знаком настоятеля.
— Орден всюду имеет верных людей. Чтобы увеличить вероятность успеха, примите от меня вот это.
С этими словами иезуит снял с груди маленький золотой крестик и надел его на Арамиса. На обратной стороне распятия были выгравированы четыре буквы: A.M.D.G. [15]
— Сразу же по приезде в Тур отыщите лавку булочника Люпона на улице Скорняков. Покажите хозяину этот крест, — проговорил иезуит. — Теперь все.
15
Ad majorem Dei gloriam — к вящей славе Господней (лат.).
Глава двадцать третья
Кавалер де Рошфор
В то время, когда Арамис под покровом ночи путешествовал по ночному Парижу, оставляя с носом соглядатаев кардинала, в те минуты, когда он был посвящаем в государственные тайны, прикосновение коих бывает так гибельно для
Спал и д'Артаньян. Лег он рано, а проснулся поздно; проснувшись же, кликнул Жемблу, с недавнего времени заменившего Планше, и приказал подать воды для умывания.
Покончив с утренним туалетом, д'Артаньян оделся, лихо заломил свою шляпу, прицепил шпагу и отправился в казармы. Посвятив некоторое время своим служебным обязанностям, он отправился в Лувр, так как там сейчас несли караул мушкетеры его роты.
Первым человеком, которого он повстречал в Лувре, был Рошфор.
— Вот те на, да это же господин д'Артаньян, собственной персоной, криво улыбнувшись, сказал Рошфор.
— Ба! Да это сам неуловимый шевалье де Рошфор! — в тон ему отвечал д'Артаньян.
— Почему же неуловимый?
— Потому что после того, как вы науськали на меня чернь и похитили у меня рекомендательное письмо к господину де Тревилю в Менге, я никак не мог повстречать вас для разговора по душам.
— Зато я нашел вас, как видите.
— Вы и раньше находили время, когда это входило в ваши планы. Ведь это вы арестовали меня по приказу его высокопреосвященства.
— Это правда. А вы в тот раз снова вышли сухим из воды.
— Не просто, а с повышением, сударь.
— Ах да! Как я мог позабыть! Ведь вы именно после этого сделались лейтенантом мушкетеров. Стали важной птицей, господин д'Артаньян.
— Ну, вы-то сами летаете выше всех.
— Это еще почему?
— Еще бы!
— Не вижу повода для подобных утверждений, сударь.
— Вам дано право похищать людей, выслеживать их, отправлять на плаху!
— Вы, верно, сошли с ума, шевалье! Это вы чуть не отправили на тот свет господина де Варда, который, как вам, может быть, неизвестно, приходится мне родственником. А уж миледи вы и вовсе убили без всяких судебных проволочек. И к тому же не один, а со своей милой компанией головорезов.
— Я советовал бы вам выбирать выражения, господин Рошфор, когда вы говорите о моих друзьях.
— А вам, милостивый государь, следует выбирать выражения, говоря со мной. Я не полицейская ищейка.
— Еще бы! Полицейской ищейке не удалось бы так просто отправить на плаху Шалэ, как это сделали вы. Правда, для этого вам пришлось побывать в Брюсселе под видом капуцина, кажется. Но это не в счет; конечно, вы не полицейская ищейка, господин де Рошфор.
— Шалэ был государственным преступником, господин д'Артаньян.
— А несчастная госпожа Бонасье тоже, надо полагать, была государственной преступницей?!
— Во-первых, есть вещи, которых вы не должны знать, сударь, а если вы их все же узнали, то тем хуже для вас; во-вторых, кто вам сказал, что я имел отношение к какой-то госпоже Бонасье? Я в первый раз слышу это имя.
— Вы лжете, Рошфор! Вы лично руководили ее похищением в Сен-Клу, а помогал вам в этом грязном деле ее муж — мерзавец Бонасье!
— Сударь, вам должно быть прекрасно известно, что обвинить дворянина во лжи — значит нанести ему серьезное оскорбление!