Сновидения
Шрифт:
– Здесь мертвых нет.
– Я рада это слышать, но в соседнем здании были убиты двенадцать девочек.
– Я слышать это все. Ничего не знать. Пришла сюда – купи что-нибудь.
Ева призвала себя к терпению. Старик выглядел так, будто ему миллион лет, парень за прилавком над ним откровенно потешался. Она подошла к холодильнику, взяла банку пепси, наугад схватила сладкий батончик и шлепнула их на прилавок перед насмешником.
Тот просканировал покупки и под ее недобрым взглядом скалиться перестал. Ева расплатилась, батончик сунула в карман,
– Я купила, – повернулась она к Паку.
– Купила, заплатила – шагай.
– Удивляюсь, как при таком воодушевляющем и индивидуальном подходе к клиентам у вас тут не толкутся покупатели. Двенадцать девочек! Из тех, кого мы сумели идентифицировать, имея лишь то, что от них осталось, старшей было четырнадцать, младшей – двенадцать. Вы тут уже много лет торгуете. Кто-то из них наверняка к вам захаживал. Вы видели, как они проходят мимо, слышали их голоса. Тот, кто их убил, оставил их гнить до костей, не выказав ни малейшего почтения, а родные в это время сбивались с ног в поисках.
Старик лишь нахмурился и продолжил выгружать пачки на полку.
– Каждый день, когда вы открывали магазин, когда закрывались, когда заполняли полки товаром, подметали пол, они лежали там, в темноте. Одни.
Его похожее на орех лицо приняло жесткое выражение.
– Меня не касается.
– А я сейчас сделаю так, что будет касаться. – Она оглядела лавку. – Если я захочу, как вы, упереться рогом, я тут мигом всяких нарушений накопаю. В противном случае могу подать заявку на усиленное патрулирование этого района, и у вас тут станет спокойнее. Вы что выбираете?
– О мертвых девчонках ничего не знать!
Ева жестом подозвала его к прилавку, достала фотографии и выложила перед кассой, рядом с коробками жвачки и ментоловых пастилок.
– Никого не узнаете?
– Вы все одно лицо. – Он впервые изобразил подобие улыбки. – Они все время ходить, девочки, мальчики… Таскать товар, шуметь, беспорядок учинять. Плохие девочки, плохие мальчики. Я думать, когда они съехать, это прекращаться. Но всегда есть новые. Я работать, моя семья работать, а они воровать.
– Сочувствую, но эти девочки уже точно у вас ничего не украдут. Они умерли. Посмотрите на них, мистер Пак. Никого не вспоминаете?
Старик выдохнул, встал поудобнее и нагнулся так низко, разве что носом не уткнулся в фотографии.
– Уже год как у окулиста не был, – сказал парень.
– Зато уши у меня в порядке. Иди заканчивай там. Вот эта. Непутевая!
Он ткнул корявым пальцем в лицо Шелби.
– Она воровать. Я говорить: больше не приходить! Но она прокрасться. Я ходить, говорить с леди, и она такая учтивая. Она мне давать пятьдесят долларов и говорить, как ей жаль, она поговорить эта девчонка и другие. Она любезная, и какое-то время лучше. Вот эта девчонка. – Теперь он ткнул в фотографию Линь Пенброк.
Ева прищурилась.
– Вы уверены?
– Она одета как плохая девчонка, но у нее хороший семья. Это видно. Я ее помнить, потому что она не красть и она заплатить за то, что брать вот эта, плохая.
– Они были вместе? Эти двое?
– Приходить поздно, когда я закрывать.
– Это было до или после того, как приют из того дома съехал?
– После, но вскоре. Я знать, потому что я думать, больше могу из-за этой не волноваться, но она приходить опять. Я ей сказать убираться, а она показать мне грубый палец. Но другая девочка платить, и еще она извиняться на нашем языке. Это вежливо и учтиво. Я ее помнить. Она умереть?
– Да, обе они убиты.
– У нее хороший семья?
Вежливая девочка, хорошая семья – это имело для него значение, чем Ева и решила воспользоваться.
– Да, хорошая. У нее хорошие родители. И брат с сестрой, которые за ней присматривали. И все эти годы они надеялись ее отыскать. Она допустила ошибку, мистер Пак. Неужели за это она должна была поплатиться жизнью? С ними кто-то еще был?
– Не могу сказать. Я только помнить, они входить, когда я закрывать. Я помнить, потому что вот от этой были одни неприятности, а другая была кореянка и очень почтительная.
– Они между собой разговаривали? Не помните, может, упоминали, что с кем-то еще должны встретиться, куда-то пойти?
– Девчонки щебетать как птички. – Он помахал пальцами возле уха. – Только ноты слышать можно.
– Хорошо, а другие? Они сюда не приходили?
– Не могу сказать, – повторил он. – Много приходить и уходить. Вот этих двух я помнить.
– Вот эта. – Ева постучала пальцем по снимку Шелби. – С кем еще она приходила? С кем она общалась, вы видели?
– Чаще всего с маленькой черной девочкой, с большой белой. – Он сделал жест, изображая крупное телосложение. – Еще худой мальчишка, коричневый. Эта черная петь, как… – Он напрягся, потом спросил что-то по-корейски у угрюмого парня за прилавком.
– Ангелы, – подсказал тот.
– Да, как ангелы. Но она воровать. Они все воровать. И все они умирать?
– Пока не знаю. Спасибо, вы очень помогли.
– Вы делать, что обещать? Больше патрульных?
– Да, раз обещала – сделаю.
Ева распрощалась, подошла к опечатанному зданию, нагнулась под лентой.
Старик обозначил связь между двумя жертвами, теми, что были найдены вместе и раньше всех. Убиты вместе? – размышляла она. Одна в Обители жила, другая – нет. Одна – девочка из приличной семьи, другая – под надзором органов опеки, родители лишены прав.
Но перед тем как умереть, они были вместе, причем в двух шагах от того места, где их тела были сокрыты.
Она вошла внутрь. Просто постояла.
Линь заводит дружбу с Шелби уже после того, как Обитель съезжает. Сбежавшая из дома девочка, перед тем как вернуться, ищет острых ощущений и оказывается в компании девчонки с улицы, которая эти острые ощущения умеет добывать как никто. И обе в итоге находят свой конец в этом доме.
И все из-за того, что здание стояло пустым, подумала Ева.