Снутти и Уснутти

Фомальгаут Мария

– Но… я хочу встретиться… с такими же, как я.

– Это невозможно. Ни в одной из реальностей. Но есть вариант, где ты найдешь остатки цивилизации своего народа… передашь нам мудрость своих предков… Ты столкнешься с непониманием и одиночеством, только через много лет после твоей смерти наш народ поймет, как много ты сделал для нас…

– А девушка?

– Она окажется коварной… весьма коварной. Ты до последнего не будешь верить, что она делает все, чтобы уничтожить тебя и память о твоем народе. Твое сердце будет слепо и не станет верить доводам разума. Только в самом конце

истории ты поймешь, что та, которую ты любил, была твоим злейшим врагом.

– А… что с ней будет потом?

– Она умрет. Ты убьёшь её.

– Нет… я не хочу так…

– Значит, ты выбираешь первый путь…

– Нет… – я в отчаянии посмотрел на обе книги, – а… можно как-нибудь…

– …и то, и другое? – договорил отчим, – нет. Ты должен выбрать что-то одно.

Он протянул мне обе книги. Я открыл одну из них наугад, тут же ощутил запоздалый ужасок, – а вдруг я уже сделал свой выбор. Но нет, ничего не произошло, я изумленно уставился на пустые страницы.

– Здесь… ничего нет.

– Пока ничего нет. Твоя история еще не написана.

Я открыл вторую книгу – там было то же самое.

– Что же… думаю, всё можно исправить.

С этими словами я взял перо, обмакнул его в чернильницу и попытался написать на странице несколько строчек. К моему изумлению у меня ничего не получилось.

– Говорю тебе – твоя история еще не написана.

Новый порыв ветра потряс дом. Я вздрогнул. Мне стало не по себе, только сейчас я почувствовал, с какими неведомыми доселе силами я столкнулся.

– Что же… – сказал я чуть погодя, – дорогой отчим, большое спасибо, что рассказали мне всё это… про две истории, из которых нужно выбрать… Однако обещаю вам, что свою историю я напишу сам.

Закон тринадцатого удара

– Лэндн… из зе кэпитэл оф Грэйт Бритиш.

– Да будет тебе, заладил, – бормочет Нинка. Бормочет так, добродушно, еще бы не добродушно, в кои-то веки выбрались. Да не куда-нибудь выбрались, в Египет там какой-нибудь, на берег турецкий, а…

Да.

– День добрый! Как доехали?

Гид в цилиндре выходит навстречу, улыбается во все тридцать два, или сколько их у него там, у Шаряева вот то ли тридцать третий, то ли тридцать какой лезет, Шаряев еще думал, косточка какая в десне застряла, а нет, зуб. И криво как-то вырос, то ли удалять его, то ли что, да всё недосуг, сейчас вон, полетели в Лэндн, который из зе кэпитэл оф Грэйт Бритиш…

– Файн, тэнкс.

Это Шаряев. Нинка шикает, ты лучше по-русски говори, тебя быстрее поймут с произношением твоим. Шаряев сжимает зубы, придушил бы он эту Нинку, голыми руками бы придушил. Ну да ничего, не надо никого душить, держись, Шаряев, домой вернутся, и на развод, и гори оно все синим пламенем…

– Приглашаю вас на обзорную экскурсию по Лондону…

Шаряев переглядывается с Нинкой, пошли, что ли, ну пошли, посмотрим, что за Лондон такой…

Много, много птичек Запекли в пирог Семьдесят синичек, Сорок семь сорок…

– Скажите, пожалуйста, в чём секрет вашего успеха?

Шаряев загадочно улыбается.

– Ну а вы сами-то как думаете?

Журналистка смущается.

– Даже не знаю…

– А что тут не знать… всё очень просто. Я работал. Долго и упорно работал. Вы поймите правильно, не существует каких-то чудесных таблеток, волшебных палочек, заклинаний, тайных масонских знаний и прочего. Чтобы добиться успеха, надо работать.

– Прошу прощения… – журналистка смущается, – можно вопрос?

– Пожалуйста.

– Ходят слухи… что вы добились своего богатства… гхм…

– Смелее.

– Не… не совсем честными…

Журналистка краснеет. Шаряев смеется.

– Еще одна отговорка тех, кто не может заработать сам. Правильно, кто признает себя неудачником? Чем признаться себе, что ты лентяй и тупица, лучше сказать, что твой сосед разбогател, потому что кого-то ограбил. Или, еще чего хуже, продал душу дьяволу.

Смех в зале.

– Что смеетесь, а я слышал и не такие версии происхождения моего богатства… Беда в том, что люди в наше время разучились работать…

Тетя Тротт и кошка Сели у окошка, Сели рядом вечерком Поболтать немножко…

– Чешир! Чешир вылез!

Это Нинка кричит, бежит по улице, где над площадью высунулась усатая морда Чеширского кота, люди достают телефоны, щелкают, Шаряев пытается утихомирить супругу, да не кричи ты, кота спугнешь. Гид снова улыбается во все тридцать два или сколько у него их там, кивает, ничего, он у нас привык…

Нинка кормит Чешира с руки сухариками, Нинка, полная, дородная, да разве на такой Шаряев женился…

Шаряев прислоняется к стене.

Вспоминает.

Шалтай-Болтай Сидел на стене, Шалтай-Болтай Свалился во сне…

Шаряев оглядывается.

Никого нет.

Да и кто будет здесь, в захолустье в поздний час. Вроде никого не должно быть, разве что высунется из кустов лохматая рожа, м-м-мил-л-лч-ч-ч-ч-ек-р-р-у-б-л-ля-н-н-не-б-б-б-будет?

Нет.

Никого нет.

Шаряев рисует на перекрестке пентаграмму, зажигает свечу.

Колет себе руку, темные капли падают в середину пентаграммы, Шаряев думает, правильно ли делает, тут, может, глубже резать надо, только если глубже резать, так можно потом и до больницы не добежать.

Шаряев ждет.

Играет кот на скрипке, На блюде пляшут рыбки, Корова забралась на небеса…

– Ты чего, заснул?

Это Нинка. Шаряев стряхивает с себя воспоминания, оглядывается, где он, кто он, а вот, в ресторане Хаккасан, Нинка поправляет, да не Хаккасан, Хэкесен, Хэкесен, Шаряев отмахивается, какая разница.