Сны над Танаисом
Шрифт:
Печень, между тем, сдулась и остыла, а лицо начало принимать живой цвет. Робея двинуться слишком резко, Виталиан поднялся и сел на ложе, спустив ноги вниз. Он несколько раз осторожно вздохнул и, с недоумением оглядевшись по сторонам, потер ладонью больное место.
– Ты - понтийский маг, о котором говорила Синтия?
– слабым голосом пробормотал он, смерив меня с головы до ног.
– Понтийский маг?
– усмехнулся я.
– Звучит слишком красиво.
Виталиан зло поморщился.
– Кто угодно. Дело
– В его голосе послышалась завистливая ненависть.
Прислушиваясь к себе, он поднялся на ноги и стал расхаживать передо мной из стороны в сторону, пока не замер вдруг, словно наткнувшись на стену.
– Это повторится?
– отрывисто спросил он.
– Нет, - покачал я головой.
– Если не будешь есть кровавое мясо.
Виталиан прищурился, высматривая во мне презрительный намек. В помещении было сумрачно, и он указал на выход.
Мы вышли в колоннаду перистимля.
– Кровавое мясо?
– усмехнулся Виталиан.
– Разве оно бывает бескровным?
Я промолчал.
– Сколько берешь?
– спросил он с явным любопытством.
Я ответил:
– Осмотр - пятьсот денариев, врачевание - двести, исцеление - один денарий.
Виталиан непонимающе хихикнул, показав широкую, гнилозубую улыбку.
– Шутник, - покачал он головой.
Глаза его вдруг снова насторожились.
– А ведь ты знаешь, - ткнул он в меня пальцем, - ты знаешь, сколько мне осталось. Сколько?
Я солгал:
– Нет. Не знаю. Есть воля богов.
– Лжешь, ублюдок!
– взвизгнул он, дернув плечами.
– Знаешь, знаешь, я вижу!
– Припадок ярости погас, и он вытер пальцами вылетевшие на подбородок капли слюны.
– Боишься меня? Говори.
– Я сказал все, что знаю, - спокойно ответил я.
– Отказ от кровавого мяса и умеренная жизнь.
Виталиан изобразил на лице легкомысленное изумление.
– Умеренная жизнь?
– Он развел руками.
– Если она дана нам со всем, что в нее можно втиснуть, то чем ее можно умерить? И ради чего? Жизнь - тлен, смерть - пустота, ведь так?
Задавая последний вопрос, он даже заискивающе пригнулся.
– Я - не философ, - усмехнулся я.
– Ты кажешься глупее, чем есть, - снова хихикнул Виталиан и щелкнул пальцами.
Мгновенно два огромных негра поднесли нам большие кубки, до краев наполненные фалерно.
– Пей, - указал мне Виталиан.
– Пей. Там, у вас, в ваших вонючих норах течет ли такая амврозия?
Я холодно наблюдал за его ужимками.
– Пей, - начиная злиться, повторил он. Не пренебрегай гостеприимством. Боги этого не любят. Пей. Иначе не сторгуемся.
Он хотел увидеть меня пьяным. Я осушил кубок - вино, признаться, было отменным - и сделал вид, что хмель немного ударил мне в голову.
– А теперь мы идем в баню, - хлопнув в ладоши, скомандовал Виталиан.
– У Синтии есть все, - он хитро подмигнул мне, - но нет таких терм, как Виталиановы. Вкуси римских радостей, варвар. Мы пригодимся друг другу, и нужно, чтобы каждый из нас вспоминал другого с благодарностью.
В бане, голый и порозовевший, он долго разглагольствовал о своих трудах на благо Империи, о бренности бытия, о кознях Сената, о мечтах перебраться в тихую провинцию. Наконец его стала раздражать собственная болтовня. Он замолк и сделал кислую мину.
– Одному жить плохо, - глубокомысленно изрек он и щелкнул пальцами.
В бане появились две девочки, годов по тринадцати каждая. Обе были наги, с распущенными волосами и умащены до блеска.
– Кто это?
– сразу не сообразив, спросил я.
– Юные весталки, - хохотнул Виталиан и привлек одну из них к себе на колени.
– Вот тебе умеренная жизнь, понтийский маг. Юные девы, что горные роднички. Льются в кубок понемногу - понемногу и отпиваешь. Никогда не успеешь надуться до одурения.
Вторая "весталка", похожая на маленького похотливого лисенка, присела рядом со мной и, выгнувшись на руках, небольно укусила меня в бедро.
Я взглянул на императорского любимца, едва сдерживая в себе силу.
– Ты девственник, маг?
– ехидно усмехнулся он.
– Смелее. Становись моим другом. Будем с тобой вдвоем умеренно жить.
Он рассмеялся, и у меня на глазах стал развлекаться.
"Моя весталка" повисла у меня сзади на шее и, обхватив бока ногами, принялась лизать мне ухо.
– Что любит господин?
– шепнула она.
Дорого обходились мне когорты Максимина.
Сытые глазки Виталиана теперь жадно ощупывали мое тело.
– А ты - красавчик, понтиец, - гнусавя протянул он.
– Довольно, - осадил я его.
– Мужские ласки вредны для твоей печени.
Виталиан весело оскалился:
– Умеренность - так во всем. Даже в том, чтобы не быть кем-нибудь.
Ему очень понравились свои слова. Он повторил их уже про себя, одними губами, и поднял вверх указательный палец.
Я ждал, что спустя миг он вспылит, и не ошибся. Он брезгливо тряхнул рукой, и девочки исчезли. Он резво вскочил с места и, прижавшись к моему плечу, лихорадочно зашептал; он дышал, как на бегу, и брызгал мне в ухо слюной:
– Хоть ты и маг, но либо слеп, либо на самом деле глуп! Разве ты не видишь, что здесь хозяин я? Я! Я - хозяин всему этому быдлу! Что тебе нужно? Пол-легиона? Легион? Ты получишь весь Одиннадцатый Клавдиев! Весь! Сколько там быдла, в твоей норе? Как его... в Тинисе... в Танаисе, разрази его Юпитер! Тысяча? Две? Ты получишь шесть тысяч лучших солдат! Хочешь! Я вижу. При каждом старике, при каждой шлюхе ты поставишь трех стражей. Твою нору окружат кострами и копьями в несколько рядов. Достаточно одного моего слова. Каково, красавчик понтийский маг?