Сны над Танаисом
Шрифт:
– Благодарю, отец фиаса, - коротко улыбнувшись, ответил Эвмар.
– Подозрения не будет. Я вижу чистоту вина.
Он поднял со стола бокал. Жрец внимательно следил за движением его руки и дождался первого глотка.
– Выходка сына пресбевта - плод твоего воспитания, - не выразив голосом никакого чувства, произнес он.
– Сын пресбевта учится видеть правду. Разве достоин он упрека?
– Он - нет.
– Жрец помолчал, и на лице его появилась тень неприятной заботы.
– Достоин упрека ты. Ты втягиваешь слабую душу в опасные затеи.
– Душа Аминта не слаба. Ты ошибаешься, отец фиаса, как
– Заклинания чужих демонов и сарматы Фарзеса, - усмехнулся старый жрец.
– Твоя осведомленность, отец, тоже имеет свои пределы.
– Эвмар еще раз пригубил вино и отставил бокал в сторону.
– Раз хозяин не угощается, то и гостю не положено.
– Я пригласил тебя, сын Бисальта, не для того, чтобы запугивать и выслушивать от тебя ответные угрозы. Их мы уже исчерпали, и вряд ли кто-нибудь из нас измыслит нечто новое. Мы и так доставляем друг другу слишком много хлопот. Слишком много. И это слишком неразумно для двух ученых людей. Ты упомянул о целях... Цели - вот что должны мы сравнить: в них кроется согласие. Я прошу тебя, сын Бисальта, вывести духа вражды за порог и чистым рассудком своим внять словам человека, который шесть десятилетий только и делал, что задабривал мойр, витавших над Городом.
"Старик начал, словно перед толпой на торге", - усмехнулся про себя Эвмар.
Жрец заметил иронию в его глазах.
– Ты - раб самомнения, - сказал он, словно бы с жалостью к Эвмару, - Ты учишь правде других, но сам не замечаешь простых истин, - выдержав паузу, продолжил он.
– Обычный порок всяких учителей и философов: они подобны рыбам - плавают в воде, не замечая моря... В Городе есть только один человек, связанный с тобой единой целью, - я, жрец Высочайшего... Ты хочешь спасти Танаис, и я хочу его спасти. Тебе нужен весь Город, и мне он нужен весь. Только я один знаю, ради чего ты пренебрег покоем и доброй славой слуги Асклепия... Власть духа - вот к чему ты стремишься. Каждый луч солнца, падающий на стены Города, будет пойман твоей душой. Сами стены Города станут твоей кожей, башни - костями, ворота - глазами и ушами. Твои руки превратятся в корабли, отходящие от причала, а желудок обернется торгом. И тогда не станут страшны тебе сети мойр и сам Аид. Будет достаточно одного, последнего заговора.
– Я удивлен, отец фиаса. Твой взгляд на вещи узок. Да, власть духа, но - власть эллинского духа. Какой прок душе копить земные камни и золото? Тебе ли не понимать этого? Неужели за шесть десятилетий ты не увидел, что осталось нам спасать, что призваны мы сберечь в этом мире?
– Эллинский дух... Пусть будет так. Красивое оправдание тайных помыслов души. По молодости смотришь только вперед, но под старость гений заставит оглянуться. Тогда увидишь зеркало правды, той самой, которую ты так нарочито любишь. Тогда увидишь истинный источник своих желаний. Правда в том, что младенец тянется взять себе... Эллинский дух... Ты, великий маг, способен ли ты удержать навечно дым над погасшим костром? Им не разведешь нового огня. Труды твои окажутся бесплодны.
– Плоды же твоих трудов, отец фиаса, созревают с быстротой хлебной плесени.
– Ты всегда спешишь с выводами, надеясь на непогрешимость глаза и силу ума.
– Мы никогда не поймем друг друга, - пожал плечами Эвмар.
Старый жрец отвернулся в сторону. Со странным напряжением он стал вглядываться в пламя светильника. В эти мгновения на лицо его легла слабая тень досады. Когда он вернулся взглядом к собеседнику, бесстрастное внимание вновь овладело его чертами.
– Пусть так, сын Бисальта. Мудрецы, пророки и философы понимают друг друга куда реже, чем купцы и воры... Между тем в одной цели мы едины и перед судом наших богов обязаны прийти к согласию. Каждый из нас стремится сберечь Город. Я потратил на это шесть десятилетий против твоих шести лет. Можешь быть уверен, что хотя бы из-за этой великой траты Город мне, простому меняле, дорог не меньше, чем тебе, спасателю эллинского духа. И оба мы знаем лучше других, что Город обречен. Ныне он обречен вдвойне.
В глазах старого жреца зажглось вдруг новое чувство. С изумлением Эвмар различил в нем мольбу о помощи, но едва ли мог он поверить этому странному свету на неподвижном, бронзовом лице.
"У старика - беда, - решил он, - Новое повеление высших?.."
– Знаешь ли ты, что есть Исход?
– почти шепотом спросил жрец.
– Приказ высших оставить храмы и алтари, - ответил Эвмар - и на миг похолодел, осознав вдруг силу нового удара судьбы. "Проклятье, - бессилие, как железный обруч, сдавило грудь.
– Не хватит ни жизни, ни ног... ни легионов".
– Я вижу, ты, наконец, начинаешь понимать меня, - жрец улыбнулся одними глазами.
– Твои мысли легко разгадать: ты страдаешь тем, что не способен разорваться на десять всемогущих Эвмаров: одного - для Вавилона, одного - для Танаиса, одного - для варварских степей, одного - для Рима...
– Двух - для Басры и Ктесифона, - не сдерживая себя, тяжело вздохнул Эвмар.
– И еще нескольких - про запас... Ты прав, отец фиаса. Слишком много сил...
– Итак, Город обречен. В знак своего доверия к твоим помыслам я разгласил тайну, за что могу понести наказание не менее суровое, чем исполнение угроз великого мага-прорицателя.
– В этом я не сомневаюсь, отец фиаса. Но вряд ли смогу отплатить тебе за услугу.
– Требуется не плата, не уступки, но лишь ответ на вопрос: намерен ли ты изменить свои помыслы, узнав, что в Город послан Исход.
– Нет, отец фиаса. Ты забываешь о гражданах Танаиса. Они выйдут на стены защищать свой Город, даже если в нем не останется ни одного жреца и погаснут разом все алтари. Есть варварские воины, которые придут на помощь, и есть легион, исполняющий волю Рима. Чистые решают не судьбы народов, но судьбы своих кошельков.
Губы старого жреца дрогнули, словно откликнувшись на скоротечный приступ боли, и жрец, впервые подняв руку, тронул недвижными пальцами грудь перед сердцем.
– Я знал, что ты близорук; но не подозревал, что настолько, - с усилием произнес он.
– Да, близок тот черный день, когда не только пророки и ясновидцы, но любой нищий на торге сможет ответить, кто погубил Город. "Наш Город погубил Эвмар-Прорицатель, - скажет он.
– Будь его имя проклято богами во веки веков".
Лик жреца заметно побледнел, а черты заострились. "Так он будет выглядеть на смертном ложе", - невольно подумал Эвмар.