Со многими неизвестными. Угол белой стены
Шрифт:
— Ну и что? Очень рада. Только…
— Машенька, он живет по московскому времени. А там сейчас как раз обед. Войдите в положение.
— А кто в мое положение войдет? С семи утра ведь. Ох уж этот уголовный розыск. Вы-то по какому времени живете? Другие, как люди, приходят, а ваши, Александр Матвеевич, я прямо не знаю… Ну, чего вам подать? Остались только борщ и биточки паровые.
— Все, Машенька, несите. Все, что осталось. Ну, и, может быть, для московского гостя сообразим закусочку? — Он неопределенно пошевелил пальцами. — А? И бутылочку пива?
— Ох, Александр Матвеевич,
Она ушла, покачивая тяжелыми бедрами.
— Вот так, — удовлетворенно сказал Лобанов. — Обстановка создана. Теперь давай. Кто первый?
— Младший всегда первый, — наставительно сказал Сергей. — Докладывайте, майор.
И Лобанов, с которого разом вдруг соскочила вся его веселость, хмуро и деловито принялся рассказывать.
Женщину звали Нина Викторовна Горлина. Приехала она из Москвы. Лобанов уже направил туда сообщение о ее смерти. Завтра МУР вышлет все сведения о Горлиной. Пока что удалось узнать, что в гостиницу она приехала не одна, ее сопровождал какой-то мужчина. Приметы самые общие: немолодой, полный, в темном пальто и пыжиковой шапке. В комнате на столе обнаружены два стакана. На одном сохранились отпечатки пальцев Горлиной, на другом — вообще никаких. Дальше. В паспорте Горлиной обнаружена случайно застрявшая там квитанция на отправленную из Ворска телеграмму. Сотрудники уже побывали в почтовом отделении, обнаружили заполненный Горлиной бланк. Телеграмма была отправлена в Волгоград, до востребования, Марине Владимировне Ивановой, текста такой: «Приеду дождись». Странный текст. В связи с этим отправлено поручение в Волгоград разыскать и допросить Иванову. И еще одно интересное обстоятельство: телеграмма отправлена две недели тому назад. Следовательно, либо Горлина до вчерашнего дня жила где-то в городе, либо вчера приехала вторично. Лобанов попросил Москву уточнить и это обстоятельство. Вот пока и все, что известно.
— М-да. Все очень странно, — покачал головой Сергей. — Выходит, Горлина хотела ехать в Волгоград и просила Иванову ее дождаться. Сама же приехала в Борск. Кто-то просил ее приехать для последнего разговора. И она приехала. И вот… Письмо у тебя?
— У меня.
— Откуда послано, когда?
— Неизвестно. Конверта нет.
— Все это очень странно, — задумчиво повторил Сергей, вынимая сигареты. — Курить-то здесь можно?
— Пойдем ко мне. Вон Машенька уже поглядывает, Машенька!
Официантка торопливо подошла и, словно понимая, что разговор у них серьезный, извиняющимся тоном сказала, принимая деньги:
— По мне, сидите себе: Только заведующая ругается. Давно закрывать пора.
Друзья поднялись по широкой лестнице на второй этаж в кабинет Лобанова.
— Ну давай, — нетерпеливо сказал Саша. — Рассказывай, что у тебя нового? Что на рынке нашел?
— Нашел я там некоего Семенова. Но слушай все по порядку…
Когда Сергей кончил свой рассказ, оба некоторое время молча курили, пытаясь про себя сопоставить и хоть как-то увязать полученные за день сведения. Первым прервал молчание Лобанов.
— Просто, я тебе доложу, шарада! Ребус! Загадка! Уравнение с неизвестными! Как еще называют такие вещи? Эх, удалось бы установить знакомство Семенова
— «Если бы»! Вот это и надо установить.
— Ну, с Семенова мы теперь глаз не спустим. Изучим все его связи.
— Это ясно. К сожалению, одна связь уже оборвалась, — вздохнул Сергей. — И он, конечно, заметет все следы, которые к ней ведут. Если уже не замел. А Иванова далеко…
— И именно поэтому…
— Да, ты прав. Надо ориентировать волгоградских товарищей. Там следы могут остаться.
— Давай составим телефонограмму Проворову. Сейчас же по спецсвязи передадим. Который час? — Лобанов взглянул на часы. — Восемнадцать пятнадцать. Там все еще на месте.
Зазвонил телефон. Лобанов нетерпеливо снял трубку.
— Да?
— Александр Матвеевич?
— Я.
— Урманский из газеты беспокоит. К вам заглянуть можно?
— Занят, товарищ Урманский. Часика через два если?
Лобанов вопросительно поглядел на Сергея. Тот, улыбаясь, сказал:
— Прямо в гостиницу пусть заезжает. Привет передай.
Потом они еще долго сидели над пухлыми папками, вспоминая детали, обсуждая каждый эпизод в совершенных преступлениях, рылись в бесчисленных протоколах допросов, отдельные места из них зачитывали вслух, громко и медленно, вдумываясь в каждое слово.
— Ты понимаешь, — говорил Сергей. — Плохо, когда мало данных, еще хуже, когда их совсем нет. Но самое плохое, по-моему, когда их слишком много. Тогда очень легко пойти по ложному пути. А уж стоит только пойти, сам знаешь, что бывает.
— Фокусы? — усмехнулся Лобанов.
— Фокусы с фактами, от искренней веры в избранный путь.
— Теоретически ты прав, может быть, но в данном случае… Ты смотри. Все нити тянутся к Семенову.
— Пока не все. Вот как будет со снотворным. Сестрица его меня очень интересует.
— Да. Но мошенничества мы ему доказать сможем? Сможем. Раз его опознал Колосков, опознают и другие. И потом паспорта. Один-то наверняка у него был.
— А какие приметы преступников дают люди, пострадавшие от мошенничества?
Они снова рылись в толстых папках, читали вслух протоколы и начинали спорить.
— Подходит Семенов.
— Не совсем.
— А я говорю — подходит! Ты что хочешь? Чтобы перепуганные, ошалевшие люди давали тебе абсолютно точные приметы? Вплоть до родинки на щеке?
— Кстати, у Семенова родинка за ухом.
— Вот, вот. Хочешь, чтобы к нему за ухо заглядывали? Ты слушай, что этот Волков сообщил…
И Лобанов в десятый раз медленно, с ударением читал протокол допроса.
— Да, вот еще что, — вспомнил Сергей. — Надо получить образец почерка Семенова, сравним с почерком, каким написано письмо…
— Какое?… Ах, к Горлиной?
— Именно. Слушай! А текст телеграммы на почте изъяли?
— Еще бы!
— Давай-ка и его сравним с письмом. Сейчас. Пока хотя бы приблизительно.
— Ну, что ты! Письмо к Горлиной, а телеграмма от нее.
— Давай все-таки.
Лобанов пожал плечами, нехотя стал рыться в толстых папках. Наконец на стол легли рядом мятый листок с торопливыми словами: «Приезжай. Надо поговорить в последний раз» — и бланк телеграммы.